Репрессированные в 30 е годы. Репрессии в ссср: социально-политический смысл

Этот вопрос играет ключевую роль в обвинениях не только сталинизма, но и, по сути, всей советской власти. На сегодняшний день оценка «сталинского террора» стала в нашей стране пробным камнем, паролем, рубежным в отношении к прошлому и будущему России. Осуждаешь? Решительно и бесповоротно? – Демократ и общечеловек! Есть сомнения? – Сталинист!

Давайте попробуем разобраться с простым вопросом: а организовывал ли Сталин «большой террор»? Может быть, есть другие причины террора, о которых общечеловеки - либералы предпочитают молчать?

Итак. После Октябрьской революции большевики попытались создать идейную элиту нового типа, однако эти потуги забуксовали с самого начала. Главным образом потому, что новая «народная» элита считала, что своей революционной борьбой в полной мере заслужила право пользоваться теми благами, какие имела «элита» антинародная всего лишь по праву рождения.

В дворянских особняках быстро освоилась новая номенклатура, и даже старая прислуга осталась на месте, ее лишь стали именовать обслугой. Явление это было весьма широким и получило название «комбарство».

Даже правильные меры оказались неэффективными, благодаря массовому саботажу новой элиты. К правильным мерам я склонен отнести введение так называемого «партмаксимума» – запрету членам партии получать жалованье больше, чем зарплата высококвалифицированного рабочего.

То есть беспартийный директор завода мог получать зарплату в 2000 руб., а директор-коммунист лишь 500 руб., и не копейкой больше.

Таким образом Ленин стремился избежать наплыва в партию карьеристов, которые используют ее как трамплин для того, чтобы быстро пробиться на хлебные места. Однако мера эта была половинчатой без одновременного уничтожения системы привилегий, прилагающихся к любой должности.

Кстати. В.И.Ленин всячески противился безрассудному росту численности членов партии, чем потом и занялись в КПСС, начиная с Хрущева. В своей работе «Детская болезнь левизны в коммунизме» он писал: «Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать».

Более того, в условиях послевоенного дефицита ширпотреба, материальные блага не столько покупались, сколько распределялись. Всякая власть выполняет функцию распределения, а раз так, то тот, кто распределяет, тот и пользуется распределяемым. Особенно примазавшиеся карьеристы и проходимцы.

Поэтому на очереди стояло обновление верхних этажей партии.
Об этом Сталин заявил в присущей ему осторожной манере еще на XVII съезде ВКП(б) (март 1934 года).

В своем Отчетном докладе генсек охарактеризовал некий тип работников, мешающих партии и стране: «…Это люди с известными заслугами в прошлом, люди, которые считают, что партийные и советские законы писаны не для них, а для дураков. Это те самые люди, которые не считают своей обязанностью исполнять решения партийных органов...

На что они рассчитывают, нарушая партийные и советские законы? Они надеются на то, что советская власть не решится тронуть их из-за их старых заслуг. Эти зазнавшиеся вельможи думают, что они незаменимы и что они могут безнаказанно нарушать решения руководящих органов…».

Итоги первой пятилетки показали, что старые большевики-ленинцы, при всех революционных заслугах, не в состоянии справиться с масштабами реконструируемой экономики. Не обременённые профессиональными навыками, малообразованные (Ежов писал в своей автобиографии: образование – незаконченное начальное), умытые кровью Гражданской войны они не могли «оседлать» сложные производственные реалии.

Формально реальная власть на местах принадлежала Советам, поскольку партия юридически никакими властными полномочиями не обладала. Но партбоссы избирались председателями Советов, а, по сути, назначали сами себя на эти должности, поскольку выборы проводились на безальтернативной основе, то бишь выборами не являлись.

И тогда Сталин предпринимает очень рискованный маневр – предлагает установить в стране реальную, а не номинальную советскую власть, то есть провести тайные всеобщие выборы в парторганизациях и советах всех уровней на альтернативной основе.

Сталин пытался отделаться от партийных региональных баронов, что называется, по-хорошему, через выборы, причём реально альтернативные. Учитывая советскую практику, это звучит довольно необычно, тем не менее, это так. Он рассчитывал, что большинство этой публики без поддержки сверху не преодолеет народный фильтр.

К тому же по новой конституции выдвигать кандидатов в Верховный Совет СССР планировалось не только от ВКП(б), но и от общественных организаций и групп граждан.

Что произошло дальше? 5 декабря 1936 г. приняли новую Конституцию СССР, самую демократичную конституцию того времени во всем мире, даже по признанию ярых критиков СССР. Впервые в истории России должны были состояться тайные альтернативные выборы. При тайном голосовании.

Несмотря на то, что партийная элита пыталась ставить палки в колеса еще в период, когда создавался проект конституции, Сталину удалось довести дело до конца.

Региональная партийная элита прекрасно поняла – с помощью этих новых выборов в новый Верховный совет, Сталин планирует произвести мирную ротацию всего правящего элемента. А их было примерно 250 тыс. Кстати, НКВД примерно на такое количество расследований и рассчитывал.

Понять-то они поняли, а вот что делать? Расставаться со своими креслами не хочется. А они же прекрасно понимали еще одно обстоятельство – за предыдущий период они такого натворили, особенно в период Гражданской войны и коллективизации, что народ с большим удовольствием не только их не выбрал бы, но еще и башку бы им разбил. Руки у многих высоких региональных партийных секретарей были по локоть в крови.

В период коллективизации в регионах было полное самоуправство. В одной из областей Хатаевич, этот милый человек, объявил фактически гражданскую войну в ходе коллективизации в своем отдельно взятом регионе.

В результате чего Сталин вынужден был ему пригрозить, что расстреляет сходу, если не прекратит издеваться над людьми. А вы полагаете, что товарищи Эйхе, Постышев, Косиор и Хрущев были лучше, были менее «милыми»? Конечно, народ это все помнил в 1937 г., и после выборов эти кровопийцы пошли бы лесом.

Сталин действительно планировал такую операцию по мирной ротации, он открыто об этом сказал американскому корреспонденту в марте 1936 г. Говарду Рою. Он заявил, что эти выборы будут хорошим хлыстом в руках народа по смене руководящих кадров, прямо так и сказал – «хлыстом». Разве вчерашние «боги» своих уездов потерпят хлыст?

Состоявшийся в июне 1936 года Пленум ЦК ВКП(б) прямо нацеливал партийную верхушку на новые времена. При обсуждении проекта новой конституции А. Жданов, в своем обширном докладе, высказался совершенно недвусмысленно: «Новая избирательная система... даст мощный толчок к улучшению работы советских органов, ликвидации бюрократических органов, ликвидации бюрократических недостатков и извращений в работе наших советских организаций.

А эти недостатки, как вы знаете, очень существенны. Наши партийные органы должны быть готовы к избирательной борьбе...». И далее он говорил, что выборы эти будут серьезной, нешуточной проверкой советских работников, потому что тайное голосование дает широкие возможности отвести нежелательных и неугодных массам кандидатов, что партийные органы обязаны отличать подобную критику ОТ ВРАЖДЕБНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ, что к беспартийным кандидатам следует относиться со всей поддержкой и вниманием, потому что их, деликатно говоря, в несколько раз больше, чем партийцев.

В докладе Жданова во всеуслышание были озвучены термины «внутрипартийный демократизм», «демократический централизм», «демократические выборы». И были выдвинуты требования: запретить «выдвигать» кандидатов без выборов, запретить на партийных собраниях голосовать «списком», обеспечить «неограниченное право отвода членами партии выдвигаемых кандидатур и неограниченное право критики этих кандидатур».

Последняя фраза целиком относилась к выборам сугубо партийных органов, где давным-давно не было ни тени демократизма. Но, как мы видим, и всеобщие выборы в советские и партийные органы не забыты.

Сталин и его люди требуют демократии! И если это не демократия, то объясните мне, что же тогда демократией считать?!

И как же на доклад Жданова реагируют партийные вельможи, собравшиеся на пленуме» первые секретари обкомов, крайкомов, ЦК национальных компартий? А они пропускают все это мимо ушей! Потому что подобные новшества отнюдь не по вкусу той самой «старой ленинской гвардии», которая еще не уничтожена Сталиным, а как раз и восседает на пленуме во всем величии и блеске.

Потому что хваленая «ленинская гвардия» – скопище мелких сатрапчиков. Они привыкли жить в своих вотчинах баронами, единолично распоряжаться жизнью и смертью людей. Прения по докладу Жданова были практически сорваны.

Несмотря на прямые призывы Сталина серьезно и подробно обсудить реформы, старая гвардия с параноидальным упорством сворачивает на более приятные и понятные темы: террор, террор, террор! Какие, к чертовой матери, реформы?!

Есть более насущные задачи: бей затаившегося врага, жги, лови, выявляй! Наркомы, первые секретари – все талдычат о том же: как они азартно и масштабно выявляют врагов народа, как намерены поднять эту кампанию до космических высот...

Сталин теряет терпение. При появлении на трибуне очередного оратора, не дожидаясь, когда тот откроет рот, иронически бросает: – Всех врагов выявили или еще остались? Оратор, первый секретарь Свердловского обкома Кабаков, (еще одна будущая «безвинная жертва сталинского террора») пропускает иронию мимо ушей и привычно трещит о том, что избирательная активность масс, чтоб вы знали, как раз «сплошь и рядом используется враждебными элементами для контрреволюционной работы».

Они неизлечимы!!! Они просто не умеют иначе! Им не нужны ни реформы, ни тайное голосование, ни несколько кандидатов в бюллетене. Они с пеной у рта отстаивают прежнюю систему, где нет никакой демократии, а есть лишь «боярская волюшка»...

На трибуне – Молотов. Он говорит дельные, толковые вещи: нужно выявлять
действительных врагов и вредителей, а не поливать грязью всех без исключения
«капитанов производства». Нужно научиться, наконец, ОТЛИЧАТЬ ВИНОВНЫХ ОТ НЕВИНОВНЫХ.

Нужно реформировать раздутый бюрократический аппарат, НУЖНО ОЦЕНИВАТЬ ЛЮДЕЙ ПО ИХ ДЕЛОВЫМ КАЧЕСТВАМ И НЕ СТАВИТЬ В СТРОКУ ПРОШЛЫЕ ОШИБКИ. А партийные бояре – все о том же: искать и ловить врагов со всем пылом! Искоренять глубже, сажать больше! Для разнообразия они увлеченно и громогласно начинают топить друг друга: Кудрявцев – Постышева, Андреев – Шеболдаева, Полонский – Шверника, Хрущев – Яковлева.

Молотов, не выдержав, открытым текстом говорит:
– В ряде случаев, слушая выступающих ораторов, можно было прийти к выводу, что наши резолюции и наши доклады прошли мимо ушей выступающих...

В яблочко! Не просто прошли – просвистели... Большинство собравшихся в зале не умеют ни работать, ни реформировать. Зато они прекрасно умеют ловить и выявлять врагов, они обожают это занятие и жизни без него не мыслят.

Вам не кажется странным, что этот «палач» Сталин, прямо-таки навязывал демократию, а его будущие «невинные жертвы» от этой демократии бегали, как черт от ладана. Да еще и требовали репрессий, и побольше.

Короче говоря, не «тиран Сталин», а именно «космополитичная ленинская партийная гвардия», правившая бал на июньском пленуме 1936 года, похоронила все попытки демократической оттепели. Не дала Сталину возможности отделаться от них, что называется, ПО-ХОРОШЕМУ, через выборы.

Авторитет Сталина был столь велик, что открыто протестовать партийные бароны не рискнули, и в 1936 г. была принята Конституция СССР, так и прозванная сталинской, которая предусматривала переход к реальной советской демократии. Однако партноменклатура встала на дыбы и провела массированную атаку на вождя с целью убедить его отложить проведение свободных выборов до завершения борьбы с контрреволюционным элементом.

Региональные партбоссы, члены ЦК ВКП(б), принялись нагнетать страсти, ссылаясь на недавно раскрытые заговоры троцкистов и военных: мол, стоит только дать такую возможность, как затаившиеся кулацкие недобитки, священнослужители, бывшие белые офицеры и дворяне, троцкисты-вредители ринутся в политику.

Они потребовали не просто свернуть любые планы по демократизации, но и усилить чрезвычайные меры, и даже ввести специальные квоты на массовые репрессии по регионам – мол, чтобы добить тех троцкистов, кто ушёл от наказания. Партноменклатура требовала полномочий для репрессий этих врагов, и она эти полномочия себе выбила.

И тут же местечковые партийные бароны, составлявшие большинство в ЦК, испугавшиеся за свои руководящие кресла, начинают репрессии, в первую очередь, против тех честных коммунистов, которые могли стать конкурентами на будущих выборах при тайном голосовании.

Характер репрессий против честных коммунистов был таков, что состав некоторых райкомов и обкомов сменился за год два-три раза. Коммунисты на партийных конференциях отказывались входить в состав горкомов и обкомов. Понимали, что через некоторое время можно оказаться в лагере. И это в лучшем случае...

За 1937 год из партии было исключено около 100 тысяч человек (в первом полугодии 24 тыс. и во втором – 76 тыс.). В райкомах и обкомах скопилось около 65 тысяч апелляций, которые некому и некогда было рассматривать, поскольку партия занималась процессом обличения и исключения.

На январском пленуме ЦК 1938 года Маленков, делавший доклад по этому вопросу, говорил, что в некоторых областях Комиссия партийного контроля восстановила от 50 до 75% исключенных и осужденных.

Более того, Сталину и его Политбюро на июньском 1937 года Пленуме ЦК номенклатура, главным образом из числа первых секретарей, фактически поставила Сталину ультиматум: или он одобряет подаваемые «снизу» списки подлежащих репрессиям, или его самого сместят.

Партноменклатура на этом пленуме требовала полномочий для репрессий. И Сталин был вынужден дать им разрешение, но он поступил очень хитро – он дал им короткий срок, пять дней. Из этих пяти дней один день – это воскресенье. Он рассчитывал, что они не уложатся в такое короткое время.

А оказывается, эти мерзавцы, уже имели списки. Они просто взяли списки, отсидевших ранее, а порой и не сидевших, кулаков, бывших белых офицеров и дворян, троцкистов-вредителей, священников и просто рядовых граждан, отнесенных к классово чуждым элементам.

Буквально на второй же день пошли телеграммы с мест. Первыми - товарищи Хрущев и Эйхе. Потом своего дружка Роберта Эйхе, которого в 1939 г. расстреляли по справедливости за все его жестокости, Никита Хрущев реабилитировал первым в 1954 году.

О бюллетенях с несколькими кандидатами на Пленуме речь уже не шла: планы реформ свелись исключительно к тому, что кандидатов на выборах будут выдвигать «совместно» коммунисты с беспартийными. И в каждом бюллетене отныне будет по одному единственному кандидату – ради отпора проискам.

А в придачу – очередное многословное словоблудие о необходимости выявлять массы засевших врагов.

Была у Сталина и еще одна ошибка. Он чистосердечно полагал, что Н.И.Ежов человек его команды. Ведь, столько лет они работали вместе в ЦК, плечом к плечу. А Ежов уже давно был лучшим другом Евдокимова, ярого троцкиста.

За 1937 –38 г.г. тройками в Ростовской области, где Евдокимов был первым секретарем обкома, было расстреляно 12 445 человек, более 90 тысяч репрессировано. Именно такие цифры высечены обществом «Мемориал» в одном из ростовских парков на памятнике жертвам… сталинских (?!) репрессий.

Впоследствии, когда Евдокимова расстреляли, проверкой было установлено, что в Ростовской области лежало без движения и не было рассмотрено более 18,5 тысяч апелляций. А сколько их было не написано! Уничтожались лучшие партийные кадры опытные хозяйственники, интеллигенция… А что, он такой был один.

Интересны в этом плане воспоминания известного поэта Николая Заболоцкого: «В моей голове созревала странная уверенность в том, что мы находимся в руках фашистов, которые под носом у нашей власти нашли способ уничтожать советских людей, действуя в самом центре советской карательной системы.

Эту свою догадку я сообщил одному старому партийцу, сидевшему со мной, и с ужасом в глазах он сознался мне, что и сам думает то же, но не смеет никому заикнуться об этом. И действительно, чем иным могли мы объяснить все ужасы, которые происходили с нами...»

Но вернемся к Николаю Ежову. К 1937 г. нарком внутренних дел Г. Ягода укомплектовал НКВД подонками, явными предателями и теми, кто подменил свою работу халтурой. Сменивший его Н. Ежов пошел у халтурщиков на поводу и при чистке страны от «пятой колонны», чтобы отличиться, закрыл глаза на то, что следователи НКВД завели сотни тысяч халтурных дел на людей, большей частью совершенно невиновных. (Скажем, в тюрьму были посажены генералы А. Горбатов и К. Рокоссовский.)

И завертелся маховик «большого террора» с его печально известными внесудебными тройками и лимитами на высшую меру. К счастью, этот маховик быстро перемолол и тех, кто инициировал сам процесс, а заслуга Сталина в том, что он максимально использовал возможности для зачистки высших эшелонов власти от всякого рода сволоты.

Не Сталин, а Роберт Индрикович Эйхе предложил создать органы внесудебной расправы, знаменитые «тройки», по типу столыпинских, состоявшие из первого секретаря, местного прокурора и главы НКВД (города, области, края, республики). Сталин был против. Но политбюро голоснуло.

Ну, а в том, что год спустя именно такая тройка прислонила к стене товарища Эйхе, нет, по моему глубокому убеждению, ничего, кроме грустной справедливости. Партийная верхушка прямо таки с упоением включилась в резню!

А присмотримся попристальнее к нему самому, к репрессированному региональному партийному барону. А, собственно, что они собой представляли из себя, как в деловом, так и в моральном, и в чисто человеческом плане? Чего они стоили как люди и специалисты? ТОЛЬКО НОС СПЕРВА ЗАЖМИТЕ, ДУШЕВНО РЕКОМЕНДУЮ.

Короче говоря, партийцы, военные, ученые, писатели, композиторы, музыканты и все прочие, вплоть до знатных кролиководов и комсомольцев с упоением жрали друг друга. Кто искренне верил, что обязан истребить врагов, кто сводил счеты. Так что не надо болтать о том, били ли в НКВД по благородной физиономии того или иного «безвинно пострадавшего деятеля» или нет.

Партийная региональная номенклатура добилась самого главного: ведь в условиях массового террора свободные выборы не возможны. Сталин так и не смог их провести. Конец недолгой оттепели. Сталин так и не продавил свой блок реформ. Правда, на том пленуме он сказал примечательные слова: «Партийные организации будут освобождены от хозяйственной работы, хотя произойдет это далеко не сразу. Для этого необходимо время».

Но, опять вернемся к Ежову Н.И. Николай Иванович был человек в «органах» новый, начал хорошо, но быстро попал под влияние своего заместителя: Фриновского (бывшего начальника Особого отдела Первой конной армии). Тот обучал нового наркома азам чекистской работы прямо «на производстве». Азы были крайне простые: чем больше врагов народа поймаем, тем лучше. Бить можно и нужно, а бить и пить – еще веселее.

Пьяный от водки, крови и безнаказанности, нарком вскоре откровенно «поплыл». Свои новые взгляды он не особенно скрывал от окружающих. «Чего вам бояться? – говорил он на одном из банкетов. – Ведь вся власть в наших руках. Кого хотим – казним, кого хотим – милуем: – Ведь мы – это все. Нужно, чтобы все, начиная от секретаря обкома, под тобой ходили».

Если секретарь обкома должен был ходить под начальником областного управления НКВД, то кто, спрашивается, должен был ходить под Ежовым? С такими кадрами и такими взглядами НКВД стал смертельно опасен и для власти, и для страны.

Трудно сказать, когда в Кремле стали осознавать происходящее. Вероятно, где-то в первой половине 1938 года. Но осознать – осознали, а как обуздать монстра? Ясно, что наркомат НКВД стал к тому времени смертельно опасен, и его надо было «нормализовывать».

Но как? Что, поднять войска, вывести всех чекистов во дворы управлений и шеренгой поставить к стенке? Иначе никак, ибо, едва почувствовав опасность, они попросту смели бы власть.

Ведь охраной Кремля ведал все тот же НКВД, так что члены Политбюро умерли бы, даже не успев ничего понять. После чего на их места посадили бы десяток «кровью умытых», и вся страна превратилась бы в одну большую Западно-Сибирскую область с Робертом Эйхе во главе. ПРИХОД ГИТЛЕРОВСКИХ ВОЙСК НАРОДЫ СССР ВОСПРИНЯЛИ БЫ, КАК СЧАСТЬЕ.

Выход был один – посадить своего человека в НКВД. Причем человека такого уровня лояльности, смелости и профессионализма, чтобы он смог, с одной стороны, справиться с управлением НКВД, а с другой – остановить чудовище. Едва ли у Сталина был большой выбор подобных людей. Хорошо, хоть один нашелся. Зато какой – Берия Лаврентий Павлович.

Первый секретарь ЦК компартии Грузии, бывший чекист, талантливый управленец, никоим образом не партийный пустомеля, человек дела. И как появляется! Четыре часа «тиран» Сталин и Маленков уламывают Ежова, что бы он взял к себе Первым замом Лаврентия Павловича. Четыре часа!!!

Ежова давят медленно – Берия потихоньку забирает в свои руки управление наркоматом государственной безопасности, не спеша расставляет на ключевых постах верных людей, таких же молодых, энергичных, умных, деловых, ничуть не похожих на прежних зажравшихся баронов.

Елена Прудникова – журналист и писатель, посвятившая несколько книг исследованиям деятельности И.В.Сталина и Л.П.Берия, в одной из ТВ передач говорила, что Ленин, Сталин, Берия – это три титана, которых Господь Бог в великой милости Своей послал России, потому что, видимо, Россия ему тогда была ещё нужна. Надеюсь, что она – Россия и в наше время скоро Ему потребуется.

Вообще, термин «сталинские репрессии» носит спекулятивный характер, потому как не Сталин их инициировал. Единодушное мнение одной части либеральных перестроечных и нынешних идеологов о том, что Сталин, таким образом, укреплял свою власть, физически устраняя оппонентов, легко объяснимо.

Эти умырки просто по себе судят о других: они, имей такую возможность, с готовностью сожрут каждого, в ком видят опасность. Не зря Александр Сытин – политолог, доктор исторических наук, видный неолиберал, в одной из недавних ТВ передач у В.Соловьева, доказывал, что в России НЕОБХОДИМО СОЗДАТЬ ДИКТАТУРУ ДЕСЯТИ ПРОЦЕНТОВ ЛИБЕРАЛЬНОГО МЕНЬШИНСТВА, которое тогда точно выведет народы России в светлое капиталистическое завтра. О цене этого похода он скромно умалчивал.

Другая часть этих господ считает, что якобы Сталин, возжелавший окончательно превратиться в Господа Бога на советской земле, решил расправиться со всеми, кто мало-мальски сомневался в его гениальности. И, прежде всего, с теми, кто вместе с Лениным творил Октябрьскую революцию.

Мол, именно поэтому под топор безвинно пошла почти вся «ленинская гвардия», а заодно и верхушка Красной армии, которых обвинили в никогда не существовавшем заговоре против Сталина. Однако при более внимательном изучении этих событий возникает немало вопросов, ставящих под сомнение эту версию.

В принципе, сомнения у думающих историков возникли уже давно. И сомнения были посеяны не какими-то сталинскими историками, а теми очевидцами, которые сами недолюбливали «отца всех советских народов».

К примеру, на Западе в своё время были опубликованы мемуары бывшего советского разведчика Александра Орлова (Лейбы Фельдбина), бежавшего из нашей страны в конце 30-х годов, прихватив огромную сумму казенных долларов. Орлов, который хорошо знал «внутреннюю кухню» родного ему НКВД, прямо написал о том, что в Советском Союзе готовился государственный переворот.

Среди заговорщиков, по его словам, были как представители руководства НКВД, так и Красной армии в лице маршала Михаила Тухачевского и командующего Киевским военным округом Ионы Якира. О заговоре стало известно Сталину, который предпринял очень жёсткие ответные действия...

А в 80-е годы в США были рассекречены архивы самого главного противника Иосифа Виссарионовича – Льва Троцкого. Из этих документов стало ясно, что Троцкий имел в Советском Союзе разветвлённую подпольную сеть.

Проживая за границей, Лев Давидович требовал от своих людей решительных действий по дестабилизации ситуации в Советском Союзе, вплоть до организации массовых террористических акций.

В 90-е годы уже наши архивы открыли доступ к протоколам допросов репрессированных лидеров антисталинской оппозиции. По характеру этих материалов, по обилию изложенных в них фактов и свидетельств сегодняшние независимые эксперты сделали три важных вывода.

Во-первых, общая картина широкого заговора против Сталина выглядит очень и очень убедительно. Такие показания невозможно было как-то срежиссировать или подделать в угоду «отцу народов». Особенно в той части, где речь шла о военных планах заговорщиков.

Вот что по этому поводу сказал известный историк-публицист Сергей Кремлёв: «Возьмите и прочитайте показания Тухачевского, данные им после ареста. Сами признания в заговоре сопровождаются глубоким анализом военно-политической обстановки в СССР середины 30-х годов, с детальными выкладками по общей ситуации в стране, с нашими мобилизационными, экономическими и иными возможностями.

Спрашивается, мог ли такие показания выдумать рядовой следователь НКВД, который вёл дело маршала и который якобы задался целью сфальсифицировать показания Тухачевского?! Нет, эти показания, причём добровольно, мог дать лишь знающий человек никак не меньше уровня заместителя наркома обороны, каковым и был Тухачевский».

Во-вторых, сама манера собственноручных признаний заговорщиков, их почерк говорили о том, что писали их люди сами, фактически добровольно, без физического воздействия со стороны следователей. Это рушило миф о том, что показания всегда грубо выбивались силой «сталинских палачей», хотя и такое было.

В третьих. Западные советологи и эмигрантская публика, не имея доступа к архивным материалам, свои суждения о масштабах репрессий вынуждены были фактически высасывать из пальца. В лучшем случае они довольствовались интервью с диссидентами, которые либо сами в прошлом прошли через заключение, либо приводили рассказы тех, кто прошёл через ГУЛАГ.

Верхнюю планку в оценке числа «жертв коммунизма» задал А. Солженицын, заявив в 1976 году в интервью испанскому телевидению о 110 млн. жертв. Озвученный Солженицыным потолок в 110 миллионов планомерно снижался до 12,5 млн. человек общества «Мемориал».

Однако, по итогам 10 лет работы, «Мемориалу» удалось собрать данные только о 2,6 миллиона жертв репрессий, что вплотную приближается к озвученной В.Земсковым почти 20 лет назад цифре – 4 млн. человек.

После открытия архивов Запад не поверил, что число репрессированных значительно меньше, чем указывал тот же Р.Конквест или А.Солженицин. Всего, по архивным данным, за период с 1921 по 1953 год осуждено 3 777 380, из которых приговорено к высшей мере наказания – 642 980 человек.

Впоследствии эта цифра была увеличена до 4 060 306 человек за счет 282 926 расстрелянных по пп. 2 и 3 ст. 59 (особо опасный бандитизм) и ст. 193 п.24 (военный шпионаж и диверсии). Куда вошли умытые кровью басмачи, бандеровцы, прибалтийские «лесные братья» и другие особо опасные, кровавые бандиты, шпионы и диверсанты. Крови людской на них больше, чем воды в Волге. И их тоже считают невинными жертвами сталинских репрессий. И во всем этом обвиняют Сталина.

(Напомню, что до 1928 года, Сталин не был единовластным руководителем СССР. А ПОЛНУЮ ВЛАСТЬ НАД ПАРТИЕЙ, АРМИЕЙ И НКВД ОН ПОЛУЧИЛ ТОЛЬКО С КОНЦА 1938 ГОДА).

Приведенные цифры на первый взгляд страшные. Но только на первый. Давайте сравним. 28 июня 1990 года в центральных газетах появилось интервью замминистра МВД СССР, где он сказал: «Нас буквально захлестывает волна уголовщины. За последние 30 лет под судом, следствием, в тюрьмах и колониях перебывало 38 МИЛЛИОНОВ НАШИХ СОГРАЖДАН. Это же страшная цифра! Каждый девятый…».

Итак. В СССР в 1990 году приехала толпа западных журналистов. Цель - ознакомиться с открытыми архивами. Ознакомились с архивами НКВД – не поверили. Потребовали архивы Наркомата железных дорог. Ознакомились – получилось 4 млн. Не поверили. Потребовали архивы Наркомата Продовольствия. Ознакомились – получилось 4 млн. репрессированных. Ознакомились с вещевым довольствием лагерей. Получилось – 4 млн. репрессированных.

Вы думаете, что после этого в западных СМИ пачками пошли статьи с правильными цифрами репрессий. Да ничего подобного. Там по-прежнему пишут и говорят о десятках миллионов жертв репрессий.

Хочу заметить, что анализ процесса, именуемого «массовыми репрессиями» показывает, что это явление чрезвычайно многослойное. Есть там дела реальные: о заговорах и шпионаже, политические процессы над твердокаменными оппозиционерами, дела о преступлениях зарвавшихся хозяев регионов и «поплывших» от власти совпартчиновников.

Но есть и много дел сфальсифицированных: сведение счетов в коридорах власти, подсиживание по службе, коммунальные склоки, писательское соперничество, научная конкуренция, преследование священнослужителей, поддержавших кулаков во время коллективизации, дрязги художников, музыкантов и композиторов.

А ЕСТЬ И КЛИНИЧЕСКАЯ ПСИХИАТРИЯ – ПОДЛОСТЬ СЛЕДОВАТЕЛЕЙ И ПОДЛОСТЬ ДОНОСЧИКОВ (четыре миллиона доносов было написано за 1937-38 годы). А вот чего так и не удалось обнаружить – так это дел, состряпанных по указанию Кремля. Обратные примеры есть – когда по воле Сталина кого-то выводили из-под расстрела, а то и вовсе освобождали.

Следует понимать еще одну вещь. Термин «репрессии» – есть термин медицинский (подавление, блокировка) и введен специально для снятия вопроса виновности. Посажен в конце 30-х – значит, невиновен, так как «репрессирован».

Кроме того, термин «репрессии» введен в оборот для использования его изначально с целью придания соответствующей моральной окраски всему сталинскому периоду не вдаваясь в подробности.

События 30-х годов показали, что основную проблему для советской власти составляет партийный и государственный «аппарат», состоявший в немалой степени из беспринципных, малограмотных и алчных совслужащих, руководящих партийцев- болтунов, привлеченных на жирный запах революционного грабежа.

Такой аппарат был исключительно неэффективен и неуправляем, что для тоталитарного советского государства, в котором от аппарата зависело все – было смерти подобно.

Именно с тех пор Сталин сделал репрессии важным институтом государственного управления и средством сдерживания «аппарата» в узде. Естественно, аппарат и стал основным объектом этих репрессий. Более того, репрессии стали важным инструментом госстроительства. Сталин предполагал, что из развращенного советского аппарата можно сделать работоспособное чиновничество только после НЕСКОЛЬКИХ ЭТАПОВ репрессий.

Либералы скажут, что в этом весь Сталин, что он не мог без репрессий, без преследования честных людей. Но вот что докладывал американский разведчик Джон Скотт в Госдепартамент США о том, кого репрессировали. Он застал эти репрессии на Урале в 1937 году.

«Директор строительной конторы, занимавшийся возведением новых домов для рабочих комбината, был не удовлетворен своей зарплатой, составлявшей тысячу рублей в месяц, и двухкомнатной квартирой. Поэтому он построил себе отдельный дом. В доме было пять комнат, и он смог его хорошо меблировать: повесил шелковые портьеры, поставил рояль, застелил пол коврами и т.д.

Затем он начал разъезжать по городу в автомобиле в тот момент (это происходило в начале 1937 года), когда в городе было мало частных машин. В то же время годовой план строительных работ был выполнен его конторой всего лишь приблизительно на шестьдесят процентов. На собраниях и в газетах ему все время задавали вопросы о причинах такой плохой работы. Он отвечал, что нет стройматериалов, не хватает рабочей силы и т.п.

Началось следствие, в ходе которого выяснилось, что директор присваивал себе государственные фонды и продавал строительные материалы близлежащим совхозам по спекулятивным ценам. Было также обнаружено, что в стройконторе есть люди, которым он специально платил, что-бы проворачивать свои «дела».

Состоялся открытый, длившийся несколько дней, процесс, на котором судили всех этих людей. О нем много говорили в Магнитогорске. В своей обвинительной речи на суде прокурор говорил не о воровстве или даче взяток, а о вредительстве. Директор обвинялся в том, что саботировал строительство жилья для рабочих. Он был осужден после того, как полностью признал свою вину, а затем расстрелян».

А вот реакция советских людей на чистку 1937 года и их позиция в те времена. «Зачастую рабочие даже радуются, когда арестовывают какую-нибудь «важную птицу», руководителя, которого они по какой-то причине невзлюбили. Рабочие также очень свободно высказывают критические мысли как на собраниях, так и в частных беседах...

Я слышал, как они используют сильнейшие выражения, говоря о бюрократии и плохой работе отдельных лиц или организации. … в Советском Союзе ситуация несколько отличалась тем, что НКВД в своей работе по защите страны от происков иностранных агентов, шпионов и наступления старой буржуазии рассчитывал на поддержку и содействие со стороны населения и в основном получал их».

Ну, и: «…Во время проведения чисток тысячи бюрократов дрожали за свои места. Чиновники и административные служащие, которые до этого приходили на работу в десять часов, а уходили в половине пятого и лишь пожимали плечами в ответ на жалобы, трудности и неудачи, теперь сидели на работе с восхода до заката солнца, их начали волновать успехи и неудачи руководимых ими предприятий, и они на самом деле стали бороться за выполнение плана, экономию и за хорошие условия жизни для своих подчиненных, хотя раньше это их абсолютно не беспокоило».

Интересующиеся этим вопросом читатели знают о непрерывных стонах либералов о том, что в годы чистки погибли «лучшие люди», самые умные и способные. Скотт тоже на это все время намекает, но, все же, как бы, итожит: «После проведения чисток административный аппарат управления всего комбината почти на сто процентов составили молодые советские инженеры.

Практически не осталось специалистов из числа заключенных и фактически исчезли иностранные специалисты. Тем не менее, к 1939 году большинство подразделений, например, Управление железных дорог и коксохимический завод комбината, стали работать лучше, чем когда-либо раньше».

В ходе партийных чисток и репрессий, все видные партийные бароны, пропивающие золотой запас России, купающиеся с проститутками в шампанском, захватившие для личного пользования дворянские и купеческие дворцы, все расхристанные, накокаиненные революционеры исчезли как дым. И это – СПРАВЕДЛИВО.

Но вычистить из высоких кабинетов зажравшихся подлецов – это полдела, надо было еще и заменить их достойными людьми. Весьма любопытно, как эта проблема была решена в НКВД. Во-первых, во главе ведомства был поставлен человек, которому чужды были комбарство, который не имел никаких связей со столичной партверхушкой, но зато проверенный в деле профессионал – Лаврентий Берия.

Последний, во-вторых, безжалостно зачистил скомпрометировавших себя чекистов, в-третьих, провел радикальное сокращение штатов, отправив на пенсию или на работу в другие ведомства людей вроде бы не подлых, но профнепригодных. И, наконец, был объявлен комсомольский призыв в НКВД, когда взамен заслуженных пенсионеров или расстрелянных подлецов в органы пришли совершенно неопытные парни.

Но… главным критерием при их отборе являлась безупречная репутация. Если в характеристиках с места учебы, работы, места жительства, по комсомольской или партийной линии были хоть какие-то намеки на их ненадежность, склонность к эгоизму, лени, то на работу в НКВД их никто не приглашал.

Итак, вот очень важный момент, на который следует обратить внимание – команда формируется не на основе прошлых заслуг, профессиональных данных соискателей, личного знакомства и этнической принадлежности, и даже не на основе желания претендентов, а исключительно на основе их морально-психологических

20-е – 30-е годы – одна из самых страшных страниц в истории СССР. В 30-40 гг. сталинская система развивалась по линии упрочения, ужесточения своего режима, в полной мере используя механизм подавления инакомыслия, устрашая через репрессии и публичные судилища любую оппозицию, манипулируя сознанием людей и насаждая веру в непогрешимость и даже “святость” вождя. В 30-е гг. по стране прокатилась волна сфабрикованных политических процессов. Все это не могло не вызывать опасений, особенно у старой ленинской гвардии большевиков. На XVII съезде партии (январь-февраль 1934 г.) предпринимались, правда неудачно, тайные попытки сместить Сталина с поста генсека. Однако убийство в 1934 г. С.М. Кирова, лидера ленинградских большевиков, развязало руки Сталину, стало предлогом для развертывания по всей стране “большого террора”. В водоворот репрессий попали самые известные активисты большевистской гвардии, многие хозяйственники, деятели науки и культуры, крестьяне, не пожелавшие мириться с коллективизацией, и другие. “Врагом народа” мог быть объявлен любой, кого репрессивные органы (НКВД) заподозрят в нелояльности к утверждающемуся режиму.

17.Ссср накануне войны (1938-1941). Пакт Молотова-Риббентропа.

1938-1939 Берлин планирует захватить Польшу, а затем, накопив необходимые силы и укрепив тылы, вступить против Франции и Англии. Гитлер планировал превратить СССР во временного союзника до поры до времени, тем самым до поры до времени нейтрализовав его, не допустить вмешательства Москвы в боевые действия англо-французской стороны. 1939 год. Переговоры, выявившие острое недоверие сторон друг у другу. 23 августа 1939 Молотов и министр иностранных дел Германии Риббентроп подписали в Москве пакт о ненападении и секретный доп. протокол к нему о «разделе сфер влияния» в Восточной Европе. Согласно последнему Берлин признавал сферой влияния Советского Союза Латвию, Эстонию, Финляндию, Восточную часть Польши и Бессарабию. В сентябре 1939 этот список был дополнен Литвой. Стороны соглашения обязывались воздерживаться от нападения друг на друга и соблюдать нейтралитет в случае, если одна из них становилась объектом военных действий третьей стороны. Участники соглашения также отказывались от участия в группировке держав, «прямо или косвенно направленной против другой стороны». Предусматривался взаимный обмен информацией о вопросах, затрагивающих интересы сторон. Состоявшийся в марте 1939 г. XVIII съезд ВКП(б) определил, что СССР вступил в полосу завершения строительства социалистического общества и постепенного перехода от социализма к коммунизму. Съезд сформулировал основную экономическую задачу: догнать и перегнать главные капиталистические страны по производству продукции на душу населения. На решение этой задачи отводилось 10-15 лет. На съезде был рассмотрен и утвержден план третьей пятилетки (1938-1942 гг.). Решения съезда были встречены с энтузиазмом. В строй вводились новые предприятия, много внимания уделялось повышению активности масс. Однако морально-психологическое состояние общества оставалось противоречивым. С одной стороны, советские люди гордились трудовыми успехами, о которых постоянно сообщали средства массовой пропаганды, верили в светлое отдаленное будущее, а с другой - массовые репрессии порождали чувство страха, неуверенности в завтрашнем дне. К тому же был принят ряд суровых мер, направленных на укрепление трудовой и производственной дисциплины. Так, в 1940 г. Президиумом Верховного Совета СССР были изданы указы о переходе на восьмичасовой рабочий день, на семидневную рабочую неделю и о запрещении самовольного ухода рабочих с предприятий и учреждений, о запрещении самовольного ухода с работы трактористов и комбайнеров, работающих в машинно-тракторных станциях, по которым за прогул и уход с предприятия без разрешения администрации устанавливалась уголовная ответственность. Таким образом, государство фактически прикрепляло рабочих и служащих к предприятию. Были повышены нормы выработки, снижены расценки, а невыполнение минимума трудодней колхозниками могло привести к уголовному преследованию. Однако попытки руководства страны добиться поставленных целей, развивая энтузиазм масс и в то же время используя метод устрашения, не дали желаемого результата. План трех лет третьей пятилетки выполнен не был. В связи с угрозой войны важное значение придавалось развитию военного производства, особенно на Востоке страны. В Поволжье, на Урале, в Сибири шло интенсивное строительство оборонных предприятий, основывающихся на местной топливно-металлургической базе. Темпы развития оборонной промышленности были высокими. Если за три года третьей пятилетки рост промышленного производства составлял в целом 13,2% в год, то в военных отраслях - 39%. Особое значение придавалось созданию новейших видов боевой техники.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Заключение

Введение

О массовых репрессиях 30-х годов написано немало. Особый интерес к этим трагическим страницам истории объясняется прежде всего стремлением разоблачить тоталитаризм, не допустить его повторения. Приоткрылись архивы, постепенно увеличивается массив исследовательских работ по этой проблеме, и появляется все большее искушение заявить: «Все ясно!», «Все известно!»

Но это далеко не так... Имеющиеся факты позволяют оспорить упрощающие прошлое стереотипы, уточнить некоторые оценки, а значит, яснее представить один из самых сложных и трагических периодов нашей советской истории.

К настоящему времени белорусские исследователи и историки других стран за период более чем полувекового исследования проблемы сталинских репрессий, однако всё равно в этом чудовищном явлении, пережитом нашим народом в 20 - 50-е годы существует множество вопросов, неясностей и «белых пятен». Сотни тысяч имён кануло в безвестность в тот ужасный период, и скорее всего, так и не будет восстановлено.

Для восстановления правды о судьбах уроженцев Беларуси в годы массовых репрессий много сделано такими учёными-историками как В. Ханевич, И.Н. Кузнецов, А.П. Врублевский, В. Адамушко и др. Результатом их многолетней поисковой и исследовательской деятельности явился выход в свет статей и отдельных изданий, раскрывающих ужасающую картину репрессий 30-х годов.

В статьях, опубликованных в белорусских исторических и краеведческих журналах, приводятся воспоминания жертв и свидетелей трагических событий, потрясших нашу Родину в суровые 30-е годы, рассказывается о судьбах не только репрессированных, но и их палачей.

Целью курсовой работы является исследование репрессий на Беларуси в 30-е годы ХХ века.

Задачами работы является:

Изучить механизм сталинских репрессий;

Ознакомиться с особенностями репрессий крестьянства в начале 30-х годов;

Изучить действие репрессивного механизма во второй половине 30-х годов;

Сформировать общие представления о судьбе жертв репрессий в 30-е годы и их количестве.

Период истории нашей страны, освещаемый в курсовой работе представляет несомненный интерес на современном этапе не только с познавательной точки зрения, но и с точки зрения практического применения в разрезе решаемых сегодня нашим обществом задач построения правового государства, основанного на неукоснительном соблюдении прав человека. В нашей стране тысячи репрессированных в 30-е годы так и не реабилитированы до настоящего момента, что ещё более повышает актуальность и практическую значимость изучаемой в работе темы.

Структура курсовой работы представлена следующими составными частями: введение, основная часть, состоящая из двух глав, заключение и список использованных источников (10 наименований).

1. Репрессии начала 30-х. Репрессии крестьянства в рамках политики раскулачивания

С первых дней Советской власти функция подавления была основной, а на некоторых этапах нашей истории даже ведущей. Это диктовалось не только сопротивлением свергнутых классов, но и необходимостью «стимула» к труду в условиях «становления коммунистического общества».

С установлением диктатуры пролетариата уголовное законодательство отличалось исключительной жестокостью наказания, в том числе и за малозначительные правонарушения. Следует при этом отметить, что в начальный период после Октября, когда еще не было создано уголовное и уголовно-процессуальное законодательство, суды руководствовались декретами, подписанными в большинстве случаев В. И. Лениным.

Если принять во внимание, что кадры юристов прежнего строя и большинстве своем были отстранены от исполнения обязанностей и правосудие чаще всего совершали, руководствуясь «социалистическим правосознанием», люди малограмотные или вообще неграмотные, то такой суд во многих случаях превращался в произвол и беззаконие. Метод принуждения и насилия характерен для большинства актов законодательной и исполнительной власти в этот период. Что до законодательства Белорусской ССР, то оно дублировало правовые акты РСФСР, а в дальнейшем -- Союза ССР.

Характерно, что термин «враг народа» стал широко применяться в официальных документах с первых дней после Октябрьского переворота. Особенно усилились репрессивные акты после образования Всероссийской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности.

В первые годы Советской власти создаются объекты будущего ГУЛАГа. Закладываются основы политики «красного террора», предельно ясно отразившей представления руководителей партии и государства о средствах и методах достижения поставленных ими целей. Идея создания «школы труда» для арестованных была официально закреплена в постановлении ВЦИК «О лагерях принудительных работ». Впервые законодательно закреплялось существование концлагерей, и в соответствии с этим Чрезвычайные комиссии в трехмесячный срок организовали такие лагеря во всех губернских городах Беларуси и остальных республик Советского союза.

1 июня 1922 года был принят Уголовный Кодекс Российской Федерации. Этим Кодексом с 1926 по 1928 год пользовались и в Беларуси. Широко известна печально знаменитая статья 58 этого Кодекса -- «Контрреволюционные преступления». Она имела 14 пунктов, по 13 из них предусматривалась высшая мера наказания -- расстрел. Уголовный Кодекс Белорусской ССР был утвержден ЦИК БССР на 3 сессии XIII созыва 23 сентября 1928 года.

Вначале необоснованные репрессии не носили массового характера. С каждым годом однако они усиливались. Суды уже не справлялись с нарастающим количеством дел. Все больше их стало рассматриваться в упрощенном порядке несудебными органами -- «двойками», «тройками», особыми совещаниями. По существу, эти органы никому не были поднадзорны, действовали по собственному усмотрению, творя произвол и беззаконие. Прокурорский надзор отсутствовал. Отстраненные от этой работы прокуроры нередко сами подвергались репрессиям.

К 1930 году в Советском Союзе было сформировано 6 управлений исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) ОГПУ СССР: Северного Кавказа, района Белого моря и Карелии, Вышнего Волочка, Сибири, Дальнего Востока и Казахстана. Лагеря и трудовые колонии начинали играть все более заметную роль в экономике страны. Труд заключенных стал применяться в реализации крупномасштабных хозяйственно-экономических проектов, а хозяйственные органы планировали свою деятельность с учетом возможности использования заключенных. Круг замкнулся в 1934 году, когда с созданием общесоюзного НКВД все советские лагеря были объединены в единую систему Главного управления лагерей (ГУЛАГ).

В 20-е - начале 30-х годов острие репрессивной машины было направлено в основном против крестьянства, которое составляло основную массу населения страны, в том числе и Беларуси. К политическим репрессиям с полным основанием можно отнести массовое и трагическое по своим последствиям раскулачивание. С конца 1929 до середины 1930 года в СССР было «раскулачено» свыше 320 тысяч семей (не менее 2 миллионов человек), конфисковано имущество стоимостью свыше 400 миллионов рублей. По оценочным данным в Беларуси в 20 -- 40-е годы было «раскулачено» не менее 350 тысяч человек.

Террор был обрушен и на значительные массы зажиточных середняков, которые лишь эпизодически применяли наемный труд или не применяли его вовсе. К маю 1930 года в Беларуси было раскулачено 15626 крестьянских хозяйств -- около половины их общей численности. При этом, как вынуждены были признать сами организаторы раскулачивания на XIII съезде КП(б)Б, 2395 из них, или 15,3 процента,-- необоснованно.

Даже само слово «кулак» на долгие годы стало синонимом слова «враг». Оправданными по отношению к раскулаченным считались любые беззакония со стороны органов НКВД.

Форсирование коллективизации толкало к максимально жестоким методам насилия, что не могло не вызвать ответного недовольства, а иногда и сопротивления. Оно, правда, носило стихийный, неорганизованный характер и было, скорее, пассивной формой протеста. По крайней мере, об организованных массовых выступлениях на территории Беларуси до сих пор почти ничего не известно. Хотя некоторые случаи спонтанных выступлений известны в Копыльском, Лепельском и других районах республики. Все они были разгромлены с применением регулярных частей Красной Армии, а их участники были зачислены в разряд «врагов народа».

В связи с резким увеличением количества осужденных, организация высылки и размещения прибывавшего в места не столь отдаленные контингента спецпереселенцев была возложена на органы ОГПУ-НКВД. Согласно сталинской установке на «ликвидацию кулачества как класса», в 1932 году ОГПУ СССР разработало положение «Об управлении кулацкими поселками», утвердило инструкции.

В спецпереселенческие поселки назначались комендатурой уполномоченные, или поселковые коменданты. Им давались права сельского Совета. В 1933 году ОГПУ была разработана инструкция «О мерах воздействия за самовольные отлучки с работ, поселков и побеги с мест расселения». Самовольный уход с работы или из поселка без разрешения, продолжавшийся до одних суток, рассматривался как отлучка, свыше одних суток -- как побег с места высылки. Самовольная отлучка, совершенная повторно, рассматривалась как побег. За побеги, систематические отлучки возбуждалось уголовное преследование. Материалом, достаточным для возбуждения уголовного дела, являлся рапорт коменданта или уполномоченного, который представлялся в административное управление. Согласно этой инструкции, после вынесения судебного решения все осужденные данной категории снимались с работ и направлялись этапным порядком на дальний север -- в Туруханский край (Игарка).

Практика выселения людей из родных мест продолжалась и в последующие годы. В период массовой коллективизации по постановлениям полномочных представительств ОГПУ по БССР, судов, а также решениями поселковых советов десятки тысяч жителей Беларуси были причислены к «контрреволюционному кулацкому активу» и были высланы за пределы своей исторической Родины. Часть из них оказалась на севере нынешней Томской области. Другая -- в многочисленных лагерях Сиблага НКВД, разбросанных на территории Новосибирской, Кемеровской областей, а также Красноярского и Алтайского края. В результате только этой акции в северные края в период 1929--1932 годов было сослано свыше 100 тысяч белорусских крестьян. Одни из них погибли от тяжелых лишений и болезней, особенно в первые годы ссылки, других настигли расстрелы 1937 года, часть сбежала и сумела где-то устроиться, но немало было поймано и отправлено на Колыму, в Игарку и другие места заключения.

2. Технология сталинского террора. Репрессии второй половины 30-х годов

Репрессивные акции продолжались и после завершения коллективизации. Сталин и его окружение считали, что таким образом можно избавиться от неугодных. 20 апреля 1933 года СНК СССР принял постановление «Об организации трудовых поселений». Главное управление лагерей ОГПУ взяло на себя обязанность организации трудовых поселений. Кого еще нужно было выселять в 1933 году, когда, казалось, кулачество было ликвидировано? Предполагалось наказывать (за срыв и саботаж хлебозаготовок и других кампаний) городских жителей, отказавшихся в связи с паспортизацией 1932--1933 годов выезжать из Москвы, Минска и Ленинграда. Под ту же карательную гребенку стригли бежавших из деревень, а также высланных в 1933 году в порядке «очистки» государственных границ, осужденных органами ОГПУ и судами на срок от 3 до 5 лет включительно.

Трижды руководители Сиблага ОГПУ в 1933 году составляли дислокацию расселения нового контингента ссыльных. В первый раз указывалось, что прибудут 340 тысяч человек, во второй --281 тысяча, и 21 июня 1933 года краевому земельному управлению была послана дислокация расселения на 248 тысяч человек. В Александровский, Чаинский, Бакчарский, Колыванский, Тервизский, Тарский районы Западно-Сибирского края было отправлено около 80 тысяч спецпереселенцев -- в том числе и выходцев из БССР. Только лишь в районах Нарымского края предназначалось разместить около 150 тысяч человек.

Когда массовые репрессии против крестьянства превзошли все разнарядки центра, 8 мая 1933 года вышла инструкция -- «Всем партийно-советским работникам ОГПУ, суда и прокуратуры», подписанная Сталиным и Молотовым. В ней констатировалось, что беспорядочные массовые аресты в деревне в 1933 году все еще продолжались. В ряде районов, в том числе и БССР, аресты производили даже председатели колхозов, сельсоветов и секретари партийных ячеек.

Неудивительно, что в этой вакханалии арестов,-- отмечалось и на Пленуме Верховного суда СССР 14 апреля 1933 года,-- органы, действительно наделенные правами арестовывать, в том числе и органы ОГПУ и особенно милиция, теряют всякое чувство умеренности и часто совершают необоснованные аресты, действуя по правилу: «Сперва арестуй, а потом веди расследование».

Сталин неуклонно шел к тоталитарному террору, но ему были необходимы и «оправдательные аргументы» -- перед партией, народом, историей. Этих аргументов у него не было. Он их фальсифицировал, в частности, с помощью политических процессов. К врагам партии и государства руководство ВКП(б) отнесло многих вернувшихся на родину эмигрантов, немало зарубежных коммунистов, работавших в Коминтерне и его местных организациях. Сюда же попали и те, кто когда-то был исключен из партии, недоволен Советской властью, кто когда-либо выражал хоть какие-то политические сомнения.

Большую группу репрессированных составляли и сами чекисты. Некоторые из них уничтожались потому, что пытались хотя бы косвенно саботировать преступные замыслы, а иные, наоборот, попадали в разряд врагов как бы за излишнее рвение. Третьи, как, например, Ягода, Фриновский, Берман, Ежов и многие другие, поплатились жизнью за то, что слишком много знали... На таких людей Сталин впоследствии списывал все «перегибы» в органах НКВД.

Поводов для очередных вакханалий арестов хватало. Еще более возрос поток репрессий с весны 1936 года, что подтверждают документы. В частности, нарком внутренних дел Т.Г. Ягода 31 марта 1936 года направил всем начальникам республиканских и областных управлений НКВД оперативную директиву, в которой говорилось: «Основной задачей наших органов на сегодня является немедленное выявление и полнейший разгром до конца всех троцкистских сил, их организационных центров и связей, выявление, разоблачение и репрессирование всех троцкистов-двурушников».

20 мая 1936 года опросом членов Политбюро ЦК ВКП(б) было принято постановление, которое подписал И.В. Сталин. В нем указывалось, что ввиду непрекращающейся контрреволюционной активности троцкистов НКВД СССР предлагается направить находившихся в ссылке и режимных пунктах, исключенных из ВКП(б), проявлявших враждебную активность и проживавших в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске и других городах Советского Союза троцкистов в отдаленные концлагеря на срок от 3 до 5 лет. Постановление прибавляло «работы» Военной коллегии Верховного суда СССР, широко применявшей высшую меру наказания -- расстрел.

Новая страшная волна массовых репрессий обрушилась на ни в чем не повинных людей в 1937--1938 годах. Для активизации этой «работы» в 1937 году ЦК ВКП(б) и СНК СССР усилили органы госбезопасности. В частности, для сотрудников НКВД были установлены воинские звания на три ступени выше, чем в Красной Армии, а денежное содержание увеличивалось сразу вчетверо.

Было предусмотрено также, что за проведение «операций» сотрудники органов могли представляться к награждению боевыми орденами и медалями. В 1937 году расширяют штаты союзного и республиканского НКВД, городских и районных отделов госбезопасности. Создаются специальные отделы и на всех крупных предприятиях, в учреждениях, учебных заведениях Беларуси. Под контролем НКВД находились даже парки, библиотеки, театры. По всей республике сплетается широкая сеть осведомителей и доносчиков, работавших на «добровольных началах». Специальные дела заводят практически на всех, кто работал на оборонных предприятиях, стройках, железной дороге.

Была создана жесткая система отбора кадров. Она предусматривала, что все секретари, от ЦК до райкомов партии, утверждались на эти посты только после согласования с органами НКВД. И наоборот: работники НКВД -- после утверждения соответствующими партийными органами. НКВД получил неограниченные полномочия, которые были закреплены как законами, так и подзаконными актами.

Колеса разгоняемой на всю мощь машины репрессий требовали «правовых» обоснований. Народный комиссар юстиции Н.В. Крыленко и прокурор СССР А. Я. Вышинский 8 января 1937 года подписали циркуляр, который подтверждал, что все дела по контрреволюционным преступлениям должны рассматриваться без участия обвинения и защиты. Для проведения массовых «операций» в отношении бывших кулаков, членов «антисоветских» партий, белогвардейцев, жандармов и чиновников царской России, бандитов, реэмигрантов, участников «антисоветских» организаций, церковников и сектантов, в соответствии с приказом НКВД СССР от 30 июля 1937 года был утвержден персональный состав областных «троек». В них входили: председатель -- начальник областного управления НКВД, члены: секретарь областного комитета КП(б)Б и областной прокурор.

Особенно активизировалась деятельность НКВД БССР и областных «троек» с июля 1937 года, когда, согласно указанию «сверху», на местах были составлены списки на весь «контрреволюционный» элемент. Тогда же начались массовые аресты и фальсификации «контрреволюционных дел». Смысл этих акций сводился к «раскрытию и обезвреживанию» так называемых «всесоюзных контрреволюционных организаций»: «шпионско-диверсионной», «антисоветской повстанческо-террористической», «эсеровской шпионской», «контрреволюционной националистической фашистской», «Польской организации войсковой» и многих других.

Дело на «Польскую организацию войсковую» -- один из самых ярких примеров репрессий 30-х годов на Беларуси. Это дело было самым массовым после «Российского общевоинского союза» и «Союза спасения России». Оно же, вдобавок, яркий пример арестов по национальному признаку. Парадоксально, что филиалы организации «раскрывались» органами НКВД в абсолютном большинстве не только в Северо-западных, но и в центральных районах страны, а также в Западно-Сибирском крае, Восточной Сибири, на Урале. Сложностей не испытывали -- процент проживающих там поляков и белорусов (они в первую очередь включались в «расстрельные списки») был достаточно высок, сказалось их переселение в Сибирь в конце прошлого и начале нынешнего столетия.

Рассмотрим лишь один красноречивый пример, иллюстрирующий всю нелепицу и ужас сталинского репрессивного механизма 30-х годов. И представим, что таких примеров были сотни тысяч в Беларуси и миллионы по стране.

Сыну потомственного дворянина Гродненской губернии Александру Сосенко судьба уготовила военную карьеру еще до его рождения: военным был его дед; отец на службе у русского царя дошел до чина полковника и, выйдя в отставку, жил в городе Замостье Люблинской губернии.

К началу первой мировой войны Александру исполнилось восемнадцать лет, и он не мыслил себя вне поля брани, мечтал умереть смертью храбрых за отечество. Получив благословение родителей, поступил вольноопределяющимся в 99-й Ивангородский пехотный полк и был направлен на фронт. Затем революция, огненные дороги гражданской войны. В начале 20-х годов Александр начал служить в частях польской армии, расположенных в Барановичах и Бресте, но ранения и контузия постоянно о себе напоминали. Пришлось в 1923 году из армии демобилизоваться. Жена Лидия, россиянка по происхождению, постоянно тосковала о родных, оставшихся в Советской России. После долгих колебаний решились вернуться в Россию к родственникам жены.

При переходе польско-советской границы А. Сосенко был арестован и комитетом ОГПУ БССР осужден к трем годам концлагерей. После отбытия этих трех лет на Соловках в 1927 году его отправили в ссылку в Нарымский округ Западно-Сибирского края. Проживал он в поселке Каргасок, на плотбище леспромхоза, в тайге, а с 1932 года -- в городе Колпашево, где работал механиком-мотористом на местной электростанции. Его, разумеется, держали под контролем и дело за новым «судебным делом» не стало.

«Как установлено следствием, Сибирский комитет «Польской организации войсковой», получив соответствующее задание от 2-го отдела польского главного штаба, развернул в Сибири широкую вербовочную работу и приступил к организации повстанческих легионов и к непосредственной подготовке вооруженного восстания. Членом Сибирского комитета Сосенко был разработан план вооруженного восстания, которым предусматривалось следующее: легионы начинают выступление одновременно в момент военного нападения на СССР со стороны Польши, Германии и Японии; в момент восстания повстанческие отряды легионеров должны разгромить партийно-советские организации, разоружить милицию, охрану предприятий, партийно-советский актив, обратив отобранное оружие на вооружение повстанческих отрядов...

Наряду с активной подготовкой к вооруженному восстанию, участники «Польской организации войсковой» на территории Нарымского округа занимались шпионско-диверсионной деятельностью, систематически собирали сведения шпионского характера, которые сосредоточивались в руках агента польского главного штаба Сосенко и последним передавались польским разведорганам». (Из обвинительного заключения от 3 октября 1937 года по делу № 7138 на 19 участников «Польской организации войсковой».)

Арестовали его II августа 1937 года. После предварительного допроса в Колпашево отправили в Новосибирск. Основательно «обработанный» специалистами своего дела, А. Сосенко на допросе у начальника УНКВД по Запсибкраю майора госбезопасности В. Горбача признался в том, что в 1924 году был нелегально переброшен в СССР со специальными заданиями польских разведорганов.

В чем только не «признался» он своим следователям на допросах, протоколы которых поражают сегодня воображение своей бездоказательностью. Подписи подследственного отсутствуют, а без них, как известно, протокол не считается документом... Постановлением Особого совещания НКВД СССР от 20 октября 1937 года он был приговорен к расстрелу и 5 ноября его не стало.

Кровавый конвейер двигался исправно. Когда заканчивалось «сырье», доставлялись новые его партии.

Областные и городские управления НКВД получали, будто на заготовку леса, разнарядки на выявление заданного числа «врагов народа». Разными путями, в том числе с использованием доносов секретных осведомителей, и общественных «помощников», срочно полученных новых «признательных» показаний ранее арестованных и т. п., составлялись списки конкретных людей. Затем они арестовывались. Например, Гродненский горотдел НКВД ежемесячно получал контрольные цифры на 3--5 тысяч человек. Из них не менее 60 процентов предлагалось осудить по первой категории, то есть расстрелять.

Существовали специальные бланки отчетности. Все там по графам: сколько, из каких слоев «изъять», каких национальностей, отдельно военных, служителей культа и т. д. Дело доходило до того, что в общую численность обозначенных в разнарядке лиц, которых необходимо было арестовать, сразу включались уже и те, кто должен был быть расстрелян -- конечно, без суда. Перевыполнять «норму» разрешалось, а за недовыполнение следовало наказание. Поэтому широко бытовала практика, когда арестованных тут же в «подходящем месте -- в лесу, в овраге, на кладбище» расстреливали, а потом, уже задним числом, оформляли дела с «признательными» показаниями.

«В августе 1937 года начальник Гродненского горотдела НКВД И. В. Овчинников вызвал меня к себе в кабинет и спросил, сколько дел я и мои следователи закончили. Я ответил, что еще ни одного дела не закончено, потому что условий для следственной работы не создано, да и времени еще недостаточно (прошло 7--10 дней). Овчинников дал мне 5 дней и предупредил, чтобы в течение этого срока от нас поступил ряд дел. В течение 5 суток один или двое следователей получили признательные показания, кажется, двух обвиняемых об их антисоветской деятельности. Но полностью закончить опять-таки ни одного дела не удалось. О чем я доложил Овчинникову.

Выслушав меня, Овчинников выругался нецензурно, назвал меня оппортунистом и пообещал расправиться со мной, если я буду саботировать мероприятия партии и правительства. Тогда он заявил мне примерно так: «Ты оппортунист, ты не желаешь вести борьбу с контрреволюцией. Я распишу тебя так в характеристике, разделаю как бог черепаху, что тебе на земле места не будет. У нас в горотделе один следователь дает по 10 дел в сутки, а от тебя и твоих следователей в течение 10 дней не поступило ни одного дела. Если так будешь продолжать и дальше, то я поставлю о тебе вопрос перед начальником УНКВД...» (Из показаний бывшего начальника Щучинского райотдела НКВД Д. К. Салтымакова 24 сентября 1956 года.)

Между городскими и районными отделами НКВД было развернуто «социалистическое соревнование» по принципу кто больше арестует «врагов народа». По итогам 1937 года среди горотделов НКВД БССР края победителем оказался Слуцкий во главе с лейтенантом госбезопасности Таракановым.

Благодаря многочисленному аппарату НКВД машина террора работала безотказно. Люди, которые служили там, были разные и несут неодинаковую ответственность за преступления тоталитарного режима. Одни, сознавая, что перед ними не враги, а люди, невинно пострадавшие, пытались хоть чем-то помочь арестованным, но сами становились жертвами произвола. Другие понимали все, и, войдя в роль всесильного вершителя человеческих судеб, для некоторых даже желанную, изо всех сил крутили колеса жуткой машины.

Что превращало абсолютное большинство работников НКВД в садистов? Что заставляло их преступать все законы и нормы человечности? Главная причина -- страх оказаться в положении заключенного. Этот страх подавлял все иные чувства. Кроме того, в органы НКВД шел особый отбор. Более гуманных, «не железных», отсеивали, самых жестоких и невежественных оставляли. Например, уроженец Минской губернии начальник Ямальского окротдела НКВД А.И. Божданкевич в дни приведения приговоров в исполнение организовывал пьянки сотрудников за счет средств, изымаемых у осужденных к расстрелу; другую часть этих же средств использовал на оплату осведомителей. На допросе держал арестованных по нескольку часов подряд по стойке «смирно», применял жесточайшие и изощрённые методы пыток. Мало того, он составлял протоколы допросов еще до самих допросов, а затем в этих черновиках исправлял только «шпионаж» на «диверсию» или наоборот, и, перепечатав на машинке, заставлял под пистолетом подписывать. Стремясь выжать нужные показания любой ценой, сей «страж революции» применял при допросах пытку с использованием бумажной трубки для крика в уши подследственного, до тех пор, пока он не терял рассудок...

За совершенные преступления А. И. Божданкевич в 1938 году был осужден Военным трибуналом войск НКВД к 5 годам лишения свободы, а в 1940 году освобожден.

Расправляясь с руководящими кадрами всех уровней, органы НКВД применяли преимущественно два метода.

Первый -- «сверху вниз»: на основании сфабрикованных в Минске или в Москве показаний «врагов народа», одним махом, в течение двух-трёх дней, репрессировали руководство республиканского или областного масштаба. Затем арестовывали работников исполкомов. Считалось само собой разумеющимся, что «враги народа» и «шпионы», возглавлявшие республиканские, областные и районные организации, сумели везде «насадить свою агентуру».

Второй -- «снизу вверх»: работники НКВД по согласованию с первым секретарем ЦК или обкома КП(б)Б арестовывали вначале несколько рядовых коммунистов и беспартийных, а затем, уже через них, «выходили» на руководящий состав. Любые попытки руководителей доказать, что их подчиненные не враги, расценивались уже не просто как потеря бдительности, но и как покровительство «врагам народа».

Как показывает анализ, большинство арестованных в 1937--1938 годах все-таки сдалось на допросах и подписало сфальсифицированные протоколы, «призналось» во всякого рода преступлениях, которые они никогда не совершали. Некоторые причины этого объяснимы:

а) сразу же после ареста начиналось агрессивное воздействие на арестованного. Сначала словесная обработка с соблюдением некоторой вежливости, потом крик, ругань, унижения и оскорбления. Затем следовало закрепление полученных «достижений». Арестованному внушали, что теперь поворот невозможен, что спасти себя он может только «чистосердечным» раскаянием; если попадался крепкий орешек, его избивали, нередко до потери сознания;

б) если подследственный должен был предстать перед судом, а многие, как правило, осуждались заочно различными несудебными органами, то с ними проводилась дополнительная «работа», своеобразная репетиция суда;

в) арестованного обрабатывали постоянно: в камере, кабинете следователя и т. д. Одного брали на испуг, другого на уговоры, третьего на посулы, к четвертому применяли все это, вместе взятое. Но главное -- заключенного сразу лишали всякой возможности защищаться;

г) атмосфера внутритюремного следственного террора создавала безнадежные настроения. Многие арестованные сразу же подписывали все, что им подсовывали, считали, что сопротивление бесполезно, зашита невозможна, при этом возникало неслыханное в следственной практике явление: стороны мирно договаривались и о «преступлениях», и о «мере наказания».

Материалы архивно-следственных дел, воспоминания уцелевших репрессированных позволяют утверждать, что для получения нужных показаний работники НКВД наиболее широко применяли в следственной практике систему конвейерного допроса до 7--8 суток; ночные допросы и многократные вызовы к следователю; использование родственников в качестве заложников; так называемые удары психологическим контрастом; направление в глаза мощной электролампы; применение методов «ножниц» и «стула»; помещение арестованных стоя в нишу; угрозы оружием; многообразные методы пыток... Предела «изобретательности» с использованием самых изощренных способов физического и морального воздействия не было.

По незамысловатому трафарету в период 1937--1938 годов были сфабрикованы дела на десятки тысяч жителей республики, как, разумеется, и других регионов страны. Когда НКВД снова перестарался, по личному указанию И. В. Сталина в конце 1938 года руководство НКВД СССР и ряд начальников НКВД республик и областей были обвинены в массовых арестах и нарушениях социалистической законности. Наркомом внутренних дел назначается Л. П. Берия. В центре и на местах для создания видимости «восстановления законности» производятся аресты «врагов народа», пробравшихся в органы НКВД. С этой целью в 1939 году фабрикуется дело о так называемой «антисоветской заговорщической организации», действовавшей в системе НКВД. Члены этой «организации» обвиняются в том, что они якобы укрывали от разоблачения и разгромов правотроцкистские и другие антисоветские кадры, производили массовые аресты ни в чем не повинных граждан, фальсифицировали следственные материалы и добивались применения к арестованным репрессий.

В общей сложности к уголовной ответственности в период 1938--1939 годов было привлечено не более одного процента работников НКВД республиканского и областного масштаба. Теперь нынешние чекисты не забывают подчеркнуть, что более 20 тысяч сотрудников органов НКВД пали жертвами необоснованных репрессий «в борьбе против нарушений социалистической законности». Правда, не говорится, что до того, как они были взяты, они тоже исправно раскручивали маховик репрессивной машины и несут ответственность за кровавые преступления.

В те годы активно арестовывались и родственники осужденных. Мотивировать это юридически было просто невозможно. Народный комиссар юстиции СССР 16 января 1938 года подписал приказ «О недопустимости увольнения с работы лиц по мотивам родственной связи с арестованными за контрреволюционные преступления», и уже на 1 января 1939 года были пересмотрены дела в отношении 1175998 человек, осужденных в 1936--1937 годах. Установить же полное количество таких лиц, тем более по отдельно взятым регионам, не представляется возможным. До 1942 года данная категория осужденных в судебной статистике не учитывалась. Исходя из анализа данных Верховного суда СССР, Военной коллегии Верховного суда СССР, предполается, что за период 1937--1939 годов по БССР пострадало не менее 90 тысяч родственников осужденных.

Волна массовых репрессий 1937 года пошла на спад со второй половины 1938 года. Поступление дел о контрреволюционных преступлениях, в частности, по БССР, в среднем уменьшилось на 30--40 процентов.

С сентября 1939 года, после воссоединения Западной Беларуси, «работы» у органов НКВД Беларуси снова резко прибавилось. Потянулись на Восток эшелоны с депортированными жителями западных областей республики. В этом потоке только в Сибири оказалось более 60 тысяч белорусов, поляков, евреев, людей других национальностей с территории современной Беларуси. С учетом граждан, репрессированных несудебными и судебными органами в административном порядке, эта цифра превышает 85 тысяч человек. Еще раз скажем, что точные цифры пострадавших теперь вряд ли удастся установить. И все же изучение архивных документов и материалов органов госбезопасности, МВД, судов и прокуратуры Российской Федерации позволяет сделать вывод, что на территории Западно-Сибирского края (ныне Новосибирская, Кемеровская и Томская области) в период 30-х годов только судебными органами было репрессировано не менее 25--30 тысяч уроженцев Беларуси.

Анализируя данные на уроженцев Беларуси, репрессированных в 30-е годы на территории Томской области, можно нарисовать следующую картину: главный удар был направлен против крестьян и рабочих (до 64 процентов); основные мотивы ареста (девять человек из десяти) -- совершение «контрреволюционных преступлений»; до 70 процентов граждан было осуждено в 1937--1938 годах; каждые восемь из десяти осужденных были расстреляны; по минимуму -- пять лет -- получили не более двух процентов арестованных.

Словом, определенная статистика существует, однако она далеко не полная, и вероятность её досконального восстановления невелика.

репрессия раскулачивание террор

Заключение

Таким образом, 30-е годы явились в истории нашей Родины особым, очень сложным и драматическим периодом. Жизнь народа проходила в условиях усиления административно-командной системы, формирования культа личности, установления сталинского диктаторского режима. Это наложило отпечаток буквально на все стороны общественно-политического, социально-экономического и культурного развития страны.

Форсированное строительство социализма при опоре на преимущественно административные, чрезвычайные, командные методы управления народным хозяйством и обществом в целом, отказ от использования экономических методов управления, явились важным условием массовых репрессий в стране.

Главное управление лагерей обеспечивало значительную долю общественного труда на потребности индустриализации и освоения северных и дальневосточных земель.

Огромные масштабы репрессий были обусловлены и тиранической природой политического режима, установившегося в стране. Его корни кроются в первых послеоктябрьских годах, когда практически полностью было уничтожено дворянство, духовенство, офицеры старой армии, талантливейшие и умнейшие слои общества. Посредством репрессивного механизма был реализован большевистский лозунг «Кто не с нами, тот против нас».

Силовое установление однопартийной системы, переход от диктатуры пролетариата к диктатуре партии, явились логичным результатом политической нетерпимости большевистского руководства.

Массовый террор против народа, который был развязан властью представляет собой самое тяжкое преступление диктаторского режима. Никакого оправдания миллионных жертв нет и быть не может. Преступление против народа не может быть оправдано ни необходимостью индустриализации, ни подготовкой к войне. Кадровый вакуум на всех уровнях государственной и общественно-политической жизни заполнялся неграмотными, неподготовленными людьми. Компетентность, профессионализм не могли компенсироваться послушностью, безоговорочным старанием и услужливостью начальству. Репрессии были источником озлобления, ненависти к советской власти и партии многих граждан. Они не могли не породить в годы войны предателей, полицейских, карателей, которые пошли в услужение врагу. Зерно зла, посеянное на нашей горемычной земле не могло прорости добром.

По всей Беларуси разбросаны многочисленные свидетельства этих преступлений - лагеря, тюрьмы, спецпоселения, места массовых убийств невинных жертв.

Массовые репрессии на территории СССР и Беларуси в 30-е годы носили явно выраженный плановый характер и осуществлялись карательными органами под непосредственным руководством ВКП(б) в крайне жестокой и бесчеловечной форме. Они были противозаконны, противоречили основным гражданским и социально-экономическим правам человека, обернулись трагическими последствиями для десятков и сотен тысяч людей.

Список использованных источников

1. Адамушка В. Палітычныя рэпрэсіі 20 - 50-х гадоў на Беларусі. - Мн.: Беларусь, 1994

2. Касцюк М. Сталіншчына і Беларусь // Беларускі гістарычны часопіс - 1995. - № 1. - С. 9 - 14

3. Александров Б. Тридцать седьмой: из хроники одного года жизни республики // Народное хозяйство Беларуси. - 1989. - № 12. - С. 18 - 26

4. Врублевский А.П., Протько Т.С. Из истории репрессий белорусского крестьянства, 1929 - 1935 гг. // Спадчына. - 1997. - № 5. - 167 - 181

5. Врублевский А.П., Протько Т.С. Из истории репрессий белорусского крестьянства, 1929 - 1935 гг. // Спадчына. - 1997. - № 6. - 141 - 150

6. Кузнецов И.Н. Вывезены, расстреляны, забыты…// Веснік БГУ: Гісторыя. - 1999. - № 4. - С. 147 - 157

7. Кузнецов И.Н. Технология террора // Нёман. - 2003. - № 6. - С. 18 - 22

8. Нестерович М. За отсутствием состава преступления // Беларускі гістарычны часопіс - 2005. - № 3. - С. 34 - 40

9. Платонов Р., Сташкевич Н., Гесь А. Как искали врагов народа // Нёман. - 1993. - № 12. - С. 117 - 129

10. Ханевич В. Белостокская трагедия: из истории сталинских репрессий. - Беларуская мінуўшчына. - 1997. - № 5. - С. 32 - 41

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

Идеологическая основа репрессий. Политика "Красного террора". Репрессии конца 20-х - начала 30-х гг. ХХ века. Раскулачивание и "социально чуждые элементы". Империя лагерей. Смерть Сталина и ослабление репрессий. Статистика репрессий 30-х-50-х годов.

реферат , добавлен 06.12.2010


Индустриализация, коллективизация сельского хозяйства. Лояльность населения, террор и массовые репрессии. Акмолинский лагерь жен изменников Родины. Музейно-мемориальный комплекс жертв политических репрессий и тоталитаризма. Репрессии 1930-1950 годов.

презентация , добавлен 15.04.2012


Основные причины начала "Большого террора". Масштабы репрессий 1938-1938 годов. Политические репрессии в Хакасии в годы "Большого террора". Количество репрессированных в Хакасии в годы "Большого террора". Программа поиска мест захоронения жертв террора.

статья , добавлен 20.01.2010


Политические репрессии в СССР. Политические репрессии в Казахстане. Судьбы жертв политических репрессий. Идеологическая основа репрессий. Раскулачивание. Раскручивание репрессивной машины - закономерный результат становления тоталитарной власти.

реферат , добавлен 26.02.2009


Освещение причин и механизма репрессий в книгах отдельных авторов. Принципиальные особенности тоталитарных репрессивных социально-политических систем. Важнейшие черты технологии господства. Процессуальное обеспечение массовых репрессий в СССР.

реферат , добавлен 21.07.2011


Масштабность "большого террора" в годы сталинских репрессий. Причины репрессий на территории Эртильского района. О годах сталинских репрессий в литературных произведениях местных авторов. Порядок расселения кулацких хозяйств. Атака на православие.

курсовая работа , добавлен 28.11.2012


Судьбы жертв политических репрессий. Идеологическая база сталинских репрессий (уничтожение "классовых врагов", борьба с национализмом и "великодержавным шовинизмом"). Подавление антисоветских выступлений крестьян. Акмолинский лагерь жён изменников Родины.

реферат , добавлен 04.10.2016


Судьба казахской интеллигенции в период массовых политических преследований в 30 годы. Превращение республики в тюремно-лагерный застенок, размещение на ее территории крупных лагерей. День памяти жертв политических репрессий в Республике Казахстан.

курсовая работа , добавлен 13.07.2015


Идеологическая база сталинских репрессий. Укрепление тоталитарной системы в Казахстане. Первые лагеря на территории Советской республики. Террор большевиков против политических противников. Судьбы жертв казахстанской интеллигенции политических репрессий.

презентация , добавлен 11.11.2013


Социально-экономические и политические изменения в России в 1920-1930 гг. Предпосылки формирования тоталитарной системы. Борьба за власть, возвышение И.В. Сталина. Смысл и цели массовых репрессий и террора 1928-1941 гг. Воздействие цензуры; система ГУЛАГ.

Отсутствие у вас судимости-

не ваша заслуга, а наша недоработка...

Введение.

20-е – 30-е годы – одна из самых страшных страниц в истории СССР. Было проведено столько политических процессов и репрессий, что еще долгие годы историки не смогут восстановить все детали страшной картины этой эпохи. Эти годы обошлись стране в миллионы жертв, причем жертвами как правило становились талантливые люди, технические специалисты, руководители, ученые, писатели, интеллигенция. «Цена» борьбы за «счастливое будущее» становилась всё выше. Руководство страны стремилось избавиться от всех свободно мыслящих людей. Проводя один процесс за другим, государственные органы фактически обезглавили страну.

Террор охватывал без разбора все регионы, все республики. В расстрельных списках были фамилии русских, евреев, украинцев, грузин и других пред­ставителей больших и малых народов страны. Осо­бенно тяжелыми были его последствия для тех рай­онов, которые отличались культурной отсталостью до революции и где в 20 - 30-е годы быстро форми­ровался слой интеллигенции, специалистов. Большой урон несли не только советские люди, но и представители зарубежных партий и организаций, работавших в СССР. «Чистка» коснулась и Комин­терна. Отправлялись в тюрьмы и концлагеря, высы­лались с позором из страны специалисты, добросо­вестно помогавшие стране в подъеме экономики.

Чувствуя приближающуюся беду, некоторые со­ветские деятели бежали за границу. Появилась, хотя и немногочисленная, «красная» волна российской эмиграции.

Второй тотальный кризис власти свидетельствовал о росте недоверия, отчужденности, враждебности вокруг партии и государственных организаций. В ответ – политика подавления, насилия, массового террора. Лидеры правящей партии проповедовали, что все стороны жизни общества должны быть пропитаны непримиримым духом классовой борьбы. Хотя с каждым годом революция становилась все дальше, число осужденных за «контрреволюционную» деятельность быстро росло. Миллионы людей побывали в лагерях, миллионы были расстреляны. Около ряда крупных горо­дов (Москва, Минск, Воркута и др.) появились мас­совые захоронения замученных и расстрелянных.

«Социалистическое наступление»

Форсированный экономический рост в условиях ост­рой нехватки капиталов, нарастания военной опасности лимитировал возможности материального стимулирова­ния труда, вел к разрыву экономических и социальных аспектов развития, к стагнации, даже падению жизненно­го уровня, что не могло не вести к росту психологичес­кого напряжения в обществе. Ускоренная индустриализа­ция, сплошная коллективизация резко активизировали миграционные процессы, крутую ломку образа жизни, ценностных ориентации огромных масс людей («великий перелом»). Сконденсировать избыточную социально -психологическую энергию народа, направить ее на решение ключевых проблем развития, компенсировать в какой-то мере слабость материального стимулирования был при­зван мощный политико-идеологический прессинг. В 30-е годы ломается и без того хрупкая грань между полити­ческим и гражданским обществом: экономика подчиняет­ся тотальному государственному контролю, партия сли­вается с государством, государство идеологизируется.

«Социалистическое наступление» конца 20 - начала 30-х годов, выразившееся в повышении плановых зада­ний в промышленности, в сплошной коллективизации,- это попытка разрубить гордиев узел проблем в экономи­ке и одновременно - снять социальную напряженность, накопившуюся в обществе. В течение всех 20-х годов понимание нэпа как «передышки», «отступления», за ко­торым последует новое «наступление», было довольно устойчивым в рабочей среде.

Ситуация накаляется к концу 20-х годов. В связи с ускорением индустриализации при незначительных фон­дах материального стимулирования предпринимаются попытки интенсификации трудового процесса, рациона­лизации производства за счет трудящихся. В результате перезаключения зимой 1927-1928 и 1928-1929 гг. колле­ктивных договоров, тарифной реформы, пересмотра норм выработки усиливается уравниловка, у отдельных категорий рабочих снижается заработок. Как следствие многие партийные организации отмечают «политическую напряженность в массах». Недовольство рабочих, в ос­новном высококвалифицированных, выражалось в форме коллективных обращений к руководящим органам с целью получения разъяснений сущности кампаний, подачи заявлений в связи с ущемлением прав, массовых уходах с общих собраний. Происходили кратковременные за­бастовки, правда, не отличавшиеся значительным числом участников. Прямых антисоветских выступлений на пред­приятиях не наблюдалось. На ряде рабочих собраний принимались резолюции представителей левой оппози­ции, содержавшие требования повышения заработной платы, отмены новой тарифной сетки, пересмотра норм и расценок. «Партия 10 лет ведет неизвестно куда, партия нас обманывает,- фиксировали «органы» вы­сказывания рабочих.- Фордовскую систему придумали коммунисты».

Недовольство рабочих приняло весьма значительные масштабы. Данные о перевыборах фабзавкомов по Мо­сковской, Иваново - Вознесенской, Ленинградской облас­тям и Харьковскому округу свидетельствуют о том, что «на ряде крупных предприятий на собраниях присутство­вало меньше половины работающих, а на некоторых из них… до 15%». «Вследствие слабой посещаемости на многих предприятиях имели место срывы собраний».

«Громоотвод» - Шахтинский процесс

Растущее недовольство рабочих - неизбежное след­ствие «политики затягивания поясов» - партийно-государ­ственное руководство сумело направить в русло «спецеедства». Роль громоотвода сыграл «шахтинский процесс» (1928 г.). По нему были привлечены к ответственности инженеры и техники Донецкого бассейна, обвиненные в сознательном вредительстве, в организации взрывов на шахтах, в преступных связях с бывшими владельцами донецких шахт, в закупке ненужного импортного обору­дования, нарушении техники безопасности, законов о труде и т. д. Кроме того, по этому делу проходили некоторые руководители украинской промышленности, якобы составлявшие «харьковский центр», возглавля­вший деятельность вредителей. Был также «раскрыт» и «московский центр». По данным обвинения, вреди­тельские организации Донбасса финансировались запад­ными капиталистами.

Заседания Специального судебного присутствия Вер­ховного суда СССР по «шахтинскому делу» состоялись летом 1928 г. в Москве под председательством А. Я. Вышинского. На суде некоторые из подсудимых признали только часть предъявленных обвинений, другие полностью их отвергли; были и признавшие себя виновными по всем статьям обвинения. Суд оправдал четверых из 53 подсуди­мых, четверым определил меры наказания условно, девять человек - к заключению на срок от одного до трех лет. Большинство обвиняемых было осуждено на длительное заключение - от четырех до десяти лет, 11 человек были приговорены к расстрелу (пять из них расстреляли, а шести ЦИК СССР смягчил меру наказания).

Что же на самом деле было в Донбассе? Р. А. Медведев приводит интересное свидетельство старого чекиста С. О. Газаряна, долгое время работавшего в экономичес­ком отделе НКВД Закавказья (и арестованного в 1937 г.). Газарян рассказывал, что в 1928 г. он приезжал в Донбасс в порядке «обмена опытом» работы экономических от­делов НКВД. По его словам, в Донбассе в тот период обычным явлением была преступная бесхозяйственность, ставшая причиной многих тяжелых аварий с человечес­кими жертвами (затопления и взрывы на шахтах и др.). И в центре, и на местах советский и хозяйственный аппарат был еще несовершенен, там было немало случай­ных и недобросовестных людей, в ряде хозяйственных и советских организаций процветали взяточничество, во­ровство, пренебрежение интересами трудящихся. За все эти преступления необходимо было, конечно, наказывать виновных. Не исключено, что в Донбассе были и единич­ные случаи вредительства, а кто-то из инженеров получал письма от какого-либо бывшего хозяина шахты, бежа­вшего за границу. Но все это не могло служить основани­ем для громкого политического процесса. В большинстве случаев обвинения во вредительстве, в связях с различ­ного рода «центрами» и заграничными контрреволюци­онными организациями добавлялись уже в ходе следст­вия к различным обвинениям уголовного характера (во­ровство, взяточничество, бесхозяйственность и др.). Обещая заключенным за «нужные» показания смягчение их участи, следователи шли на такой подлог якобы из «идейных» соображений: «необходимо мобилизовать массы», «поднять в них гнев против империализма», «повысить бдительность». В действительности же эти подлоги преследовали одну цель: отвлечь недовольство широких масс трудящихся от партийного руководства, поощрявшего гонку за максимальными показателями ин­дустриализации.

«Шахтинское дело» обсуждалось на двух пленумах ЦК партии. «Нельзя считать случайностью так называ­емое шахтинское дело, - говорил Сталин на пленуме ЦК в апреле 1929 г. «Шахтинцы» сидят теперь во всех отраслях нашей промышленности. Многие из них выловле­ны, но далеко еще не все выловлены. Вредительство буржуазной интеллигенции есть одна из самых опасных форм сопротивления против развивающегося социализма. Вредительство тем более опасно, что оно связано с между­народным капиталом. Буржуазное вредительство есть несомненный показатель того, что капиталистические эле­менты далеко еще не сложили оружия, что они накопляют силы для новых выступлений против Советской власти».

«Спецеедство»

Понятие «шахтинцы» стало нарицательным, как бы синонимом «вредительства». «Шахтинское дело» послу­жило поводом к продолжительной пропагандистской ка­мпании. Публикация материалов о «вредительстве» в До­нбассе вызвала в стране эмоциональную бурю. В коллек­тивах требовали немедленного созыва собраний, организации митингов. На собраниях рабочие высказы­вались за усиление внимания администрации к нуждам производства, за усиление охраны предприятий. Из на­блюдений ОГПУ в Ленинграде: «Рабочие тщательно обсуждают сейчас каждую неуладку на производстве, по­дозревая злой умысел; часто слышны выражения: «не второй ли Донбасс у нас?» В форме «спецеедства» выплеснулся на поверхность чрезвычайно больной для рабочих вопрос о социальной справедливости. Наконец-то «нашлись» конк­ретные виновники творящихся безобразий, люди, воплоща­вшие в себе в глазах рабочих источник многочисленных случаев ущемления их прав, пренебрежения их интересами: старые специалисты, инженерно-технические работники - «спецы», как их тогда называли. Происками контрреволю­ции объявлялись в коллективах, например, задержка с вы­платой заработка на два-три часа, снижение расценок и т. д.

В Москве на фабрике «Трехгорная мануфактура» рабо­чие говорили: «Партия слишком доверилась спецам, и они стали нам диктовать. Делают вид, что помогают нам в работе, а на самом деле проводят контрреволюцию. Спецы с нами никогда не пойдут». А вот характерные высказывания, зафиксированные на фабрике «Красный Октябрь» в Нижегородской губернии: «Спецам дали волю, привилегии, квартиры, громадное жалованье; живут как в старое время». Во многих коллективах раздавались призывы к суровому наказанию «преступников». Собрание рабочих в Сокольническом районе Москвы потребовало: «Всех надо расстрелять, а то покоя не будет». На Перовс­кой судобазе: «Пачками надо расстреливать эту сволочь».

Играя на худших чувствах масс, режим в 1930 г. инспирировал еще ряд политических процессов против «буржуазных специалистов», обвинявшихся во «вредите­льстве» и в других смертных грехах. Так, весной 1930 г. на Украине состоялся открытый политический процесс по делу «Союза вызволения Украины». Руководителем этой мифической организации был объявлен крупнейший украинский ученый, вице-президент Всеукраинской Ака­демии наук (ВУАН) С. А. Ефремов. Кроме него, на ска­мье подсудимых оказалось свыше 40 человек: ученые, учителя, священники, деятели кооперативного движения, медицинские работники.

В том же году было объявлено о раскрытии еще одной контрреволюционной организации - Трудовой крестьянской партии (ТКП). Ее руководителями объ­явили выдающихся экономистов Н. Д. Кондратьева, А. В. Чаянова, Л. Н. Юровского, крупнейшего ученого-агронома А. Г. Дояренко и некоторых других. Осенью 1930 г. было объявлено о раскрытии ОГПУ вредительс­кой и шпионской организации в сфере снабжения населе­ния важнейшими продуктами питания, особенно мясом, рыбой и овощами. По данным ОГПУ, организация воз­главлялась бывшим помещиком - профессором А. В. Ря­занцевым и бывшим помещиком генералом Е. С. Кара­тыгиным, а также другими бывшими дворянами и про­мышленниками, кадетами и меньшевиками, «про­бравшимися» на ответственные должности в ВСНХ, в Наркомторг, в Союзмясо, в Союзрыбу, в Союзплодовощ и др. Как сообщалось в печати, эти «вредители» сумели расстроить систему снабжения продуктами пита­ния многих городов и рабочих поселков, организовать голод в ряде районов страны, на них возлагалась вина за повышение цен на мясо и мясопродукты и т. п. В отличие от других подобных процессов приговор по этому делу был крайне суров все привлеченные 46 человек были расстреляны по постановлению закрытого суда.

25 ноября - 7 декабря 1930 г. в Москве состоялся процесс над группой видных технических специалистов, обвиненных во вредительстве и контрреволюционной де­ятельности процесс Промпартии. К суду по обвине­нию во вредительской и шпионской деятельности было привлечено восемь человек: Л. К. Рамзин - директор Теплотехнического института и крупнейший специалист в области теплотехники и котлостроения, а также видные специалисты в области технических наук и планирования В. А. Ларичев, И. А. Калинников, И. Ф. Чарновский, А. А. Федотов, С. В. Куприянов, В. И. Очкин, К. В. Ситнин. На суде все обвиняемые признали себя виновными и дали подробные показания о своей шпионс­кой и вредительской деятельности.

Через несколько месяцев после процесса Промпартии в Москве состоялся открытый политический процесс по делу так называемого Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков). К суду были привлечены В. Г. Громан, член президиума Госплана СССР, В. В. Шер, член пра­вления Государственного банка, Н. Н. Суханов, лите­ратор, А. М. Гинзбург, экономист, М. П. Якубович, от­ветственный работник Наркомторга СССР, В. К. Иков, литератор, И. И. Рубин, профессор политэкономии и др., всего 14 человек. Подсудимые признали себя виновными и дали подробные показания. Осужденные по «антиспецовским» процессам (за исключением рас­стрелянных «снабженцев») получили различные сроки лишения свободы.

Как следователи добивались «признаний»? М. П. Якубович впоследствии вспоминал: «Некоторые… поддались на обещание будущих благ. Других, пыта­вшихся сопротивляться, «вразумляли» физическими ме­тодами воздействия - избивали (били по лицу и голове, по половым органам, валили на пол и топтали ногами, лежавших на полу душили за горло, пока лицо не наливалось кровью, и т. п.), держали без сна на «ко­нвейере», сажали в карцер (полураздетыми и босиком на мороз или в нестерпимо жаркий и душный без окон) и т. д. Для некоторых было достаточно одной угрозы подобного воздействия - с соответствующей демонстра­цией. Для других оно применялось в разной степени - строго индивидуально - в зависимости от сопротив­ления каждого».

Политические процессы конца 20 - начала 30-х годов послужили поводом для массовых репрессий против ста­рой («буржуазной») интеллигенции, представители кото­рой работали в различных наркоматах, учебных заведе­ниях, в Академии наук, в музеях, кооперативных органи­зациях, в армии. Основной удар карательные органы наносили в 1928-1932 гг. по технической интеллиген­ции - «спецам». Тюрьмы в то время назывались остря­ками «домами отдыха инженеров и техников».

«Новые рабочие» - краеугольный камень культа личности

Антиспецовская кампания эксплуатировала комплекс антибуржуазных настроений, имманентных рабочему движению на ранних стадиях индустриализации и приня­вших в России особенно острые формы в ходе классовых битв 1905 - 1907, 1917-1921 гг. В отличие от нее лозунг «социалистического наступления» скорее был сориенти­рован на «новых рабочих» - политически мало искушен­ных представителей деревенской молодежи. Уже в 1926 г. ощущалась острая нехватка квалифицированных проле­тариев, а среди безработных преобладали конторские служащие низшей квалификации и чернорабочие. В 1926-1929 гг. рабочий класс пополнился выходцами из крестьянских семей на 45%, из служащих - почти на 7%. А в годы первой пятилетки крестьянство стало преоб­ладающим источником пополнения рядов пролетариата: из 12,5 млн рабочих и служащих, пришедших в народное хозяйство, 8,5 млн были из крестьян.

Оказавшись «в большом и чуждом мире», «новые рабочие» должны были пройти длительный период со­циально-психологической адаптации к индустриальному, в значительной степени конвейерному, типу производства (в отличие от сезонного аграрного производства) и к но­вым бытовым условиям. «Новые рабочие» в массе своей были далеки от сознательного участия в общественной жизни, являлись удобным объектом по­литического и идеологического манипулирования.

Лозунг «ускорения» обещал «новым рабочим» быст­рую ликвидацию безработицы, нараставшей на протяже­нии всех двадцатых годов. Накануне первой пятилетки безработные составили 12% от числа занятых в народ­ном хозяйстве рабочих и служащих (1242 тыс.). И вот в 1930 г. на 1 апреля впервые фиксируется снижение числа безработных - 1081 тыс., а на 1 октября - всего 240 тыс. безработных. В 1931 г. безработица в СССР была полностью ликвидирована. Миллионы новобран­цев индустрии получили ощутимый выигрыш от индуст­риального скачка. И этот выигрыш ассоциировался в их сознании с именем партийно-государственного лидера И. В. Сталина.

«Новые рабочие» послужили одним из краеугольных камней пьедестала «культа личности». Неукорененность в новой среде, особенно при низком уровне грамотности, вела к тому, что освоение иной культуры они начинали с азов. Тем самым возникала благоприятная почва для явления вождя-учителя, способного в простой до­ступной форме дать «ученикам» общие ориентиры в их новой жизни. В условиях концентрации реальной политической вла­сти в партийных комитетах, чрезвычайных, а порой - карательных органах Советы осуществляли второстепен­ные в целом хозяйственные функции, вели культурно-организаторскую работу. При них были созданы отрас­левые секции - культурные, финансово-налоговые, на­родного образования, здравоохранения, РКИ и др.,- включавшие сотни тысяч трудящихся (в первом полуго­дии 1933 г. в 172 тыс. секциях по РСФСР работал 1 млн человек).

В такой ситуации участие населения в избирательном процессе все больше становилось не выражением его политической воли, а как бы тестом на политическую лояльность, а затем и новым социалистическим «обря­дом». Во время перевыборов Советов средний процент голосовавших по стране составил: в 1927 г.- 50,7%, в 1929 г.- 62,2, в 1931 г.- 72, в 1934 г.- 85%; в выборах Верховного Совета СССР 12 декабря 1937 г. участвовало 96,8% избирателей, в выборах в местные Советы (де­кабрь 1939 г.)- 99,21% избирателей. В условиях фак­тического безвластия официальной власти - Советов, свертывания демократии в органах реальной власти (партии, НКВД) принятая

5 декабря 1936 г. внешне до­вольно демократическая Конституция СССР на деле была не более чем «демократическим фасадом» тота­литарного государства.

Расправа над бывшими лидерами оппозиции.

О том, что это было именно так, ярко свидетельствует серия судебных процессов второй половины 30-х годов над бывшими лидерами внутрипартийной оппозиции.

Де­ло о так называемом «Антисоветском объединенном троцкистско-зиновьевском центре» (рассматривалось военной коллегией Верховного суда СССР 19-24 августа 1936 г.;

были преданы суду 16 человек: Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Ка­менев, Г. Е. Евдокимов, И. П. Бакаев, С. В. Мрачковский, В. А. Тер - Ваганян, И. Н. Смирнов. Е. А. Дрейцер, И. И. Рейнгольд, Р. В. Пикель, Э. С. Гольцман, Фриц - Давид (И.- Д. И. Круглянский), В. П. Ольберг, К. Б. Берман - Юрин, М. И. Лурье, Н. Л. Лурье; все приговорены к высшей мере наказания).

Дело о так называемом «Па­раллельном антисоветском троцкистском центре» (рас­сматривалось военной коллегией Верховного суда СССР 23-30 января 1937 г.; были преданы суду 17 человек: Ю. Л. Пятаков, Г. Я. Сокольников, К. Б. Радек, Л. П. Се­ребряков, Я. Б. Лившиц, Н. И. Муралов, Я. Н. Дробнис, М. С. Богуславский. И. А. Князев, С. А. Ратайчак, Б. О. Норкин, А. А. Шестов, М. С. Строилов, И. Д. Турок, И. И. Граше, Г. Е. Пушин, В. В. Арнольд; Г. Я. Сокольников. К. Б. Радек, В. В. Арнольд были приговорены к десяти, М. С. Строилов - к восьми годам тюремного заключе­ния; остальные - к расстрелу: в 1941 г. В. В. Арнольд и М. С. Строилов по заочно вынесенному приговору были также расстреляны; Г. Я. Сокольников и К. Б. Ра­дек в мае 1939 г. были убиты сокамерниками в тюрьме.

Дело о так называемом «Антисоветском правотроцкистском блоке» (рассматривалось военной коллегией Верхов­ного суда СССР 2-13 марта 1938г.): был предан суду 21 человек: Н. 14. Бухарин, А. И. Рыков, А. П. Розенгольц, М. А. Чернов, П. П. Буланов, Л. Г. Левин, В. А. Максимов - Диковский, И. А. Зеленский, Г. Ф. Гринько, В. И. Иванов, Г. Г. Ягода, Н. Н. Кростинский, П. Т. Зу­барев, С. А. Бессонов, В. Ф. Шарантович,

X. Г. Раковский, А. Икрамов, Ф. Ходжасв, П. П. Крючков, Д. Д. Плетнев. И. Н. Казаков и некоторые другие; боль­шинство подсудимых были приговорены к расстрелу.

Проходившие но процессам обвинялись в контррево­люционной, антисоветской, вредительско - диверсионной, шпионской и колористической деятельности. В причи­нах, тайных пружинах, как теперь официально признано, фальсификации других процессов до сих пор не всё ясно.

Волна террора особенно быстро выросла после трагедии, разразив­шейся в Ленинграде 1 декабря 1934 г. Террористом Л. В. Николаевым был убит первый секретарь Ле­нинградского горкома и обкома партии, член Полит­бюро, Оргбюро и Секретариата ЦК партии С. М. Киров. Вокруг этого покушения возник ряд версий по поводу его вдохновителей, соучастников преступления. Однако многие документы, проливав­шие свет на обстоятельства покушения, были унич­тожены, а работники, принимавшие участие в рас­следовании, репрессированы. Очевидно одно: поку­шение было использовано руководством страны для организации крупномасштабной политической ак­ции. Расследование дела возглавил сам Сталин, сразу же указавший на виновников - зиновьевцев. Террорист-одиночка был представлен пропагандой в качестве члена контрреволюционной подпольной антисоветской и антипартийной группы во главе с «Ленинградским центром». Никаких документаль­ных доказательств существования такого «центра» те было, да в них и не нуждались. Арестованная группа местных партийных, государственных, воен­ных деятелей была спешно расстреляна.

В деле об убийстве Кирова до сих пор больше вопросов, чем ответов. Но вне зависимости от причин организации процессов механизм их подготовки свидетельствует о неправовом, антидемократическом характере политической системы советского общества 30-х годов. В нарушение всех юридических норм обвинение стро­илось на основании лишь одного вида улик - признания подследственных. А главным средством получения «при­знаний» были пытки и истязания. Как со­общили в своих объяснениях в 1961 г. бывшие сотрудники НКВД СССР Л. П. Газов, Я. А. Иорш и А. И. Воробин, имевшие прямое отношение к следствию по делу о «параллельном центре», руководство НКВД требова­ло от оперативного состава вскрытия любыми средст­вами вражеской работы троцкистов и других арестован­ных бывших оппозиционеров и обязывало относиться к ним как к врагам народа. Арестованных уговаривали дать нужные следствию показания, провоцировали, при этом использовались угрозы. Широко применялись ночные и изнурительные по продолжительности доп­росы с применением так называемой «конвейерной систе­мы» и многочасовых «стоек». По свидетельству Р. А. Мед­ведева, член ВКП(б) Н. К. Илюхов в

1938 г. ока­зался в Бутырской тюрьме в одной камере с Бес­соновым, осужденным на процессе «право - троцкистского блока». Бессонов рассказал Илюхову, которого хорошо знал по совместной работе, что перед процессом его подвергли многодневным и тяжелым пыткам. Почти 17 суток его заставляли стоять перед следователями, не давая спать и садиться,- это был пресловутый «конвейер». Потом стали методически избивать, отбили почки и прев­ратили прежде здорового человека в изможденного инвалида. Арестованных предупреждали, что пытать будут и после суда, если они откажутся от выбитых из них показаний. Применялись и многочисленные приемы пси­хологического воздействия: от угроз в случае отказа от сотрудничества со следствием расправиться с род­ственниками до апелляции к революционному созна­нию подследственных.

Вся система допросов была рассчитана на морально-психологическое и физическое изматывание обвиняемых. Об этом свидетельствовал в 1938 г. и бывший замести­тель наркома внутренних дел СССР М. П. Фриновский. Он, в частности, показал, что лица, проводившие след­ствие по делу так называемого «параллельного антисо­ветского троцкистского центра», начинали допросы, как правило, с применения физических мер воздействия, ко­торые продолжались до тех пор, пока подследственные не давали согласия на дачу навязываемых им показаний. До признания арестованными своей вины протоколы до­просов и очных ставок часто не составлялись. Практико­вались оформления одним протоколом многих допросов, а также составление протоколов в отсутствие допрашива­емых. Заранее составленные следователями протоколы допросов обвиняемых «обрабатывались» работниками НКВД, после чего перепечатывались и давались аресто­ванным на подпись. Объяснения обвиняемых не проверя­лись, серьезные противоречия в показаниях обвиняемых и свидетелей не устранялись. Допускались и другие нару­шения процессуальных норм.

Несмотря на пытки, следователям далеко не сразу удавалось сломить волю подследственных. Так, больши­нство проходивших по делу так называемого «параллель­ного антисоветского троцкистского центра» длительное время отрицали свою виновность. Показания с признани­ем вины Н. И. Муралов дал лишь через 7 месяцев 17 дней после ареста, Л. П. Серебряков - через 3 месяца 16 дней, К. Б. Радек - через 2 месяца 18 дней, И. Д. Ту­рок - через 58 дней, Б. О. Норкин и Я. А. Лившиц - через 51 день, Я. Н. Дробнис- через 40 дней, Ю. Л. Пятаков и А. Л. Шестов - через 33 дня.

В конечной «победе» следствия над самыми стойкими обвиняемыми, думается, сыграло важную роль то обсто­ятельство, что «старые большевики» не мыслили своей жизни вне партии, вне служения своему делу. И постав­ленные перед дилеммой: либо до конца отстаивать свою правоту, признавая и доказывая тем самым преступность государства, построению которого они отдали всех себя без остатка, либо признать свою «преступность», дабы государство, идея, дело остались безупречно чистыми в глазах народа, мира,- они предпочитали «взять грех на душу». Характерное свидетельство Н. И. Муралова на суде: «И я сказал себе тогда, после чуть ли не восьми ме­сяцев, что да подчинится мой личный интерес интересам того государства, за которое я боролся в течение двад­цати трех лет, за которое я сражался активно в трех революциях, когда десятки раз моя жизнь висела на волоске… Предположим, меня даже запрут или расстреля­ют, то мое имя будет служить собирателем и для тех, кто еще есть в контрреволюции, и для тех, кто будет из молодежи воспитываться… Опасность оставаться на этих позициях, опасность для государства, для партии, для революции, потому что я - не простой рядовой член партии...»

Террор

Антидемократическое наступление сопровожда­лось расширением сферы деятельности карательных органов. Все политические решения проводились при непрерывном участии чекистов. Массовый тер­рор в мирное время стал возможен в результате на­рушения законности. В обход органов суда и проку­ратуры была создана разветвленная сеть внесудеб­ных органов (Особое совещание при Коллегии ОГПУ, «тройки» НКВД, Особое совещание при НКВД и др.). Решения о судьбе арестованных, особенно с обвине­нием в контрреволюционной деятельности, выноси­лись с нарушением всех процессуальных норм. Ши­рокие полномочия карательных органов фактически ставили их даже над государственными, партийны­ми органами; последние тоже попадали в орбиту мас­совых репрессий. Из 1961 делегата XVII съезда пар­тии (1934) почти три четверти были в пос­ледующие годы расстреляны. Во всех подразделени­ях армии неограниченные права получили особые отделы (подразделения службы госбезопасности). По «наводкам» услужливых, порой нечестных работни­ков карательных органов гибли многие работники центральных и местных партийных органов, минис­терств, руководители ведомств, депутаты Советов всех уровней. За гибель многих партийцев вина ле­жала на членах ЦК ВКП (б) Кагановиче, Маленкове, Андрееве. На смену погибшим снизу поднимались все новые и новые ряды функционеров. В этой обста­новке быстро по службе продвигались будущие гене­ральные секретари ЦК компартии Н. С. Хрущев, Л. И. Брежнев.

Процессы над лидерами оппозиции послужили поли­тическим обоснованием для развязывания небывалой во­лны массового террора против руководящих кадров партии, государства, включая армию, органы НКВД, прокуратуры, промышленности, сельского хозяйства, на­уки, культуры и т. д., простых тружеников. Точное число жертв в этот период еще не подсчитано. Но о динамике репрессивной политики государства говорят данные о чи­сленности заключенных в лагерях НКВД (в среднем за год): 1935 г.- 794 тыс., 1936 г.- 836 тыс., 1937 г.- 994 тыс., 1938 г.- 1313 тыс., 1939 г.- 1340 тыс., 1940 г.-1400 тыс., 1941 г.- 1560 тыс.

Согласно уточненным данным, приводимым Колле­гией КГБ СССР, «в 1930-1953 годы по обвинению в контрреволюционных. государственных преступлениях судебными и всякого ро­да несудебными органами вынесены приговоры и поста­новления в отношении 3 778 234 человек, из них 786 098 человек расстреляно».

Всего с 1930 по 1953 г. в бараках лагерей и колоний побывало около 18 млн. человек, из них 1/5 – по политическим мотивам.

Репрессии сверху дополнялись массовым, доноси­тельством снизу. Доносы свидетельствовали о тяже­лой болезни общества, порожденной насаждавшими­ся подозрительностью, враждой, шпиономанией. Донос, особенно на вышестоящих, начальников, ста­новился удобным средством продвижения по службе для многих завистливых, карьеристски настроенных выдвиженцев. 80% репрессированных в 30-е годы погибли по доносам соседей и коллег по службе. До­носом пользовались те, кто мстил правящей элите за поруганную «буржуазную» интеллигенцию» за быв­ших собственников и недавних нэпманов, за раскулаченных, за всех тех, кто попадал в жестокие жер­нова «классовой борьбы». Недавняя гражданская война откликнулась еще одной кровавой жатвой, только теперь уже для «победителей».

В число «врагов» были зачислены церковные и сектантские организации. В росте влияния церкви, в частности на молодежь, в новых ее идеях и формах работы для верующих партия увидела для себя ог­ромную опасность. На VIII съезде комсомола (май 1928 г.) с тревогой говорилось о том, что сектантские организации объединяют не меньше молодежи, чем комсомол. Проблемы духовности, нравственности, культуры, традиций, свободы выбора для человека не волновали новых вождей. Они становились рутин­ным «хламом» по сравнению с «великими планами строительства социализма».

Однако сводить политико-экономический механизм 30-х годов к одним чисткам, репрессиям, диктату центра было бы неверно. «Эффективность» (если здесь вообще можно говорить об эффективности) репрессий имеет свои пределы. Карательными мерами можно сократить прогу­лы, но не организовать производство; выявить «вреди­телей», но не подготовить квалифицированных специали­стов; нарастить вал, но не обеспечить качество. В 30-е годы в области методов организации производства, форм общественной жизни при общем нарастании ад­министрирования мы сталкиваемся со своего рода маят­ником: от «административного уклона», усиления репрес­сий к усеченному хозрасчету, ограниченной политической либерализации; от усеченного хозрасчета, ограниченной политической либерализации к «административному ук­лону», усилению репрессий...

1. Введение

2. «Социалистическое наступление»

3. «Громоотвод» - Шахтинский процесс

4. «Спецеедство»

5. «Новые рабочие» - краеугольный камень культа личности

6. Расправа над бывшими лидерами оппозиции.

7. Открытый террор

Список использованной литературы.

1. История отечества: люди, идеи, решения. М, 1991.

2. История отечества. ХХ век. М, 1997.

3. История Советского Союза. М, 1994.

На сегодняшний день оценка «сталинского террора» стала в нашей стране пробным камнем, паролем, рубежным в отношении к прошлому и будущему России. Осуждаешь? Решительно и бесповоротно? - Демократ и общечеловек! Есть сомнения? - Сталинист!

Давайте попробуем разобраться с простым вопросом: а организовывал ли Сталин «большой террор»? Может быть, есть другие причины террора, о которых общечеловеки - либералы предпочитают молчать?

Итак. После Октябрьской революции большевики попытались создать идейную элиту нового типа, однако эти потуги забуксовали с самого начала. Главным образом потому, что новая «народная» элита считала, что своей революционной борьбой в полной мере заслужила право пользоваться теми благами, какие имела «элита» антинародная всего лишь по праву рождения. В дворянских особняках быстро освоилась новая номенклатура, и даже старая прислуга осталась на месте, ее лишь стали именовать обслугой. Явление это было весьма широким и получило название «комбарство».

Даже правильные меры оказались неэффективными, благодаря массовому саботажу новой элиты. К правильным мерам я склонен отнести введение так называемого «партмаксимума» - запрету членам партии получать жалованье больше, чем зарплата высококвалифицированного рабочего.

То есть беспартийный директор завода мог получать зарплату в 2000 руб., а директор-коммунист лишь 500 руб., и не копейкой больше. Таким образом Ленин стремился избежать наплыва в партию карьеристов, которые используют ее как трамплин для того, чтобы быстро пробиться на хлебные места. Однако мера эта была половинчатой без одновременного уничтожения системы привилегий, прилагающихся к любой должности.

Кстати В.И. Ленин всячески противился безрассудному росту численности членов партии, чем потом и занялись в КПСС, начиная с Хрущева. В своей работе «Детская болезнь левизны в коммунизме» он писал: «Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать».

Более того, в условиях послевоенного дефицита ширпотреба материальные блага не столько покупались, сколько распределялись. Всякая власть выполняет функцию распределения, а раз так, то тот, кто распределяет, тот и пользуется распределяемым. Особенно примазавшиеся карьеристы и проходимцы. Поэтому на очереди стояло обновление верхних этажей партии.

Об этом Сталин заявил в присущей ему осторожной манере еще на XVII съезде ВКП(б) (март 1934 года). В своем Отчетном докладе генсек охарактеризовал некий тип работников, мешающих партии и стране: «…Это люди с известными заслугами в прошлом, люди, которые считают, что партийные и советские законы писаны не для них, а для дураков. Это те самые люди, которые не считают своей обязанностью исполнять решения партийных органов... На что они рассчитывают, нарушая партийные и советские законы? Они надеются на то, что советская власть не решится тронуть их из-за их старых заслуг. Эти зазнавшиеся вельможи думают, что они незаменимы и что они могут безнаказанно нарушать решения руководящих органов…».

Итоги первой пятилетки показали, что старые большевики-ленинцы, при всех революционных заслугах, не в состоянии справиться с масштабами реконструируемой экономики. Не обременённые профессиональными навыками, малообразованные (Ежов писал в своей автобиографии: образование - незаконченное начальное), умытые кровью Гражданской войны они не могли «оседлать» сложные производственные реалии.

Формально реальная власть на местах принадлежала Советам, поскольку партия юридически никакими властными полномочиями не обладала. Но партбоссы избирались председателями Советов, а, по сути, назначали сами себя на эти должности, поскольку выборы проводились на безальтернативной основе, то бишь выборами не являлись. И тогда Сталин предпринимает очень рискованный маневр - предлагает установить в стране реальную, а не номинальную советскую власть, то есть провести тайные всеобщие выборы в парторганизациях и советах всех уровней на альтернативной основе. Сталин пытался отделаться от партийных региональных баронов, что называется, по-хорошему, через выборы, причём реально альтернативные.

Учитывая советскую практику, это звучит довольно необычно, тем не менее, это так. Он рассчитывал, что большинство этой публики без поддержки сверху не преодолеет народный фильтр. К тому же по новой конституции выдвигать кандидатов в Верховный Совет СССР планировалось не только от ВКП(б), но и от общественных организаций и групп граждан.

Что произошло дальше? 5 декабря 1936 г. приняли новую Конституцию СССР, самую демократичную конституцию того времени во всем мире, даже по признанию ярых критиков СССР. Впервые в истории России должны были состояться тайные альтернативные выборы. При тайном голосовании. Несмотря на то, что партийная элита пыталась ставить палки в колеса еще в период, когда создавался проект конституции, Сталину удалось довести дело до конца.

Региональная партийная элита прекрасно поняла - с помощью этих новых выборов в новый Верховный совет Сталин планирует произвести мирную ротацию всего правящего элемента. А их было примерно 250 тыс. Кстати, НКВД примерно на такое количество расследований и рассчитывал.

Понять-то они поняли, а вот что делать? Расставаться со своими креслами не хочется. А они же прекрасно понимали еще одно обстоятельство - за предыдущий период они такого натворили, особенно в период Гражданской войны и коллективизации, что народ с большим удовольствием не только их не выбрал бы, но еще и башку бы им разбил. Руки у многих высоких региональных партийных секретарей были по локоть в крови. В период коллективизации в регионах было полное самоуправство. В одной из областей Хатаевич, этот милый человек, объявил фактически гражданскую войну в ходе коллективизации в своем отдельно взятом регионе. В результате чего Сталин вынужден был ему пригрозить, что расстреляет сходу, если не прекратит издеваться над людьми. А вы полагаете, что товарищи Эйхе, Постышев, Косиор и Хрущев были лучше, были менее «милыми»? Конечно, народ это все помнил в 1937 г. и после выборов эти кровопийцы пошли бы лесом.

Сталин действительно планировал такую операцию по мирной ротации, он открыто об этом сказал американскому корреспонденту в марте 1936 г. Говарду Рою. Он заявил, что эти выборы будут хорошим хлыстом в руках народа по смене руководящих кадров, прямо так и сказал - «хлыстом». Разве вчерашние «боги» своих уездов потерпят хлыст?

Состоявшийся в июне 1936 года Пленум ЦК ВКП(б) прямо нацеливал партийную верхушку на новые времена. При обсуждении проекта новой конституции А. Жданов в своем обширном докладе высказался совершенно недвусмысленно: «Новая избирательная система... даст мощный толчок к улучшению работы советских органов, ликвидации бюрократических органов, ликвидации бюрократических недостатков и извращений в работе наших советских организаций. А эти недостатки, как вы знаете, очень существенны. Наши партийные органы должны быть готовы к избирательной борьбе...». И далее он говорил, что выборы эти будут серьезной, нешуточной проверкой советских работников, потому что тайное голосование дает широкие возможности отвести нежелательных и неугодных массам кандидатов, что партийные органы обязаны отличать подобную критику ОТ ВРАЖДЕБНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ, что к беспартийным кандидатам следует относиться со всей поддержкой и вниманием, потому что их, деликатно говоря, в несколько раз больше, чем партийцев.

В докладе Жданова во всеуслышание были озвучены термины «внутрипартийный демократизм», «демократический централизм», «демократические выборы». И были выдвинуты требования: запретить «выдвигать» кандидатов без выборов, запретить на партийных собраниях голосовать «списком», обеспечить «неограниченное право отвода членами партии выдвигаемых кандидатур и неограниченное право критики этих кандидатур». Последняя фраза целиком относилась к выборам сугубо партийных органов, где давным-давно не было ни тени демократизма. Но, как мы видим, и всеобщие выборы в советские и партийные органы не забыты.

Сталин и его люди требуют демократии! И если это не демократия, то объясните мне, что же тогда демократией считать?!

И как же на доклад Жданова реагируют партийные вельможи, собравшиеся на пленуме - первые секретари обкомов, крайкомов, ЦК национальных компартий? А они пропускают все это мимо ушей! Потому что подобные новшества отнюдь не по вкусу той самой «старой ленинской гвардии», которая еще не уничтожена Сталиным, а как раз и восседает на пленуме во всем величии и блеске.

Потому что хваленая «ленинская гвардия» - скопище мелких сатрапчиков. Они привыкли жить в своих вотчинах баронами, единолично распоряжаться жизнью и смертью людей.

Прения по докладу Жданова были практически сорваны.

Несмотря на прямые призывы Сталина серьезно и подробно обсудить реформы, старая гвардия с параноидальным упорством сворачивает на более приятные и понятные темы: террор, террор, террор! Какие, к чертовой матери, реформы?! Есть более насущные задачи: бей затаившегося врага, жги, лови, выявляй! Наркомы, первые секретари - все талдычат о том же: как они азартно и масштабно выявляют врагов народа, как намерены поднять эту кампанию до космических высот...

Сталин теряет терпение. При появлении на трибуне очередного оратора, не дожидаясь, когда тот откроет рот, иронически бросает: - Всех врагов выявили или еще остались? Оратор, первый секретарь Свердловского обкома Кабаков, (еще одна будущая «безвинная жертва сталинского террора») пропускает иронию мимо ушей и привычно трещит о том, что избирательная активность масс, чтоб вы знали, как раз «сплошь и рядом используется враждебными элементами для контрреволюционной работы».

Они неизлечимы!!! Они просто не умеют иначе! Им не нужны ни реформы, ни тайное голосование, ни несколько кандидатов в бюллетене. Они с пеной у рта отстаивают прежнюю систему, где нет никакой демократии, а есть лишь «боярская волюшка»...
На трибуне - Молотов. Он говорит дельные, толковые вещи: нужно выявлять действительных врагов и вредителей, а не поливать грязью всех без исключения «капитанов производства». Нужно научиться, наконец, ОТЛИЧАТЬ ВИНОВНЫХ ОТ НЕВИНОВНЫХ. Нужно реформировать раздутый бюрократический аппарат, НУЖНО ОЦЕНИВАТЬ ЛЮДЕЙ ПО ИХ ДЕЛОВЫМ КАЧЕСТВАМ И НЕ СТАВИТЬ В СТРОКУ ПРОШЛЫЕ ОШИБКИ. А партийные бояре - все о том же: искать и ловить врагов со всем пылом! Искоренять глубже, сажать больше! Для разнообразия они увлеченно и громогласно начинают топить друг друга: Кудрявцев - Постышева, Андреев - Шеболдаева, Полонский - Шверника, Хрущев - Яковлева.

Молотов, не выдержав, открытым текстом говорит:

В ряде случаев, слушая выступающих ораторов, можно было прийти к выводу, что наши резолюции и наши доклады прошли мимо ушей выступающих...

В яблочко! Не просто прошли - просвистели... Большинство собравшихся в зале не умеют ни работать, ни реформировать. Зато они прекрасно умеют ловить и выявлять врагов, они обожают это занятие и жизни без него не мыслят.

Вам не кажется странным, что этот «палач» Сталин, прямо-таки навязывал демократию, а его будущие «невинные жертвы» от этой демократии бегали, как черт от ладана. Да еще и требовали репрессий, и побольше.

Короче говоря, не «тиран Сталин», а именно «космополитичная ленинская партийная гвардия», правившая бал на июньском пленуме 1936 года, похоронила все попытки демократической оттепели. Не дала Сталину возможности отделаться от них, что называется, ПО-ХОРОШЕМУ, через выборы.

Авторитет Сталина был столь велик, что открыто протестовать партийные бароны не рискнули, и в 1936 г. была принята Конституция СССР, так и прозванная сталинской, которая предусматривала переход к реальной советской демократии.

Однако партноменклатура встала на дыбы и провела массированную атаку на вождя с целью убедить его отложить проведение свободных выборов до завершения борьбы с контрреволюционным элементом.

Региональные партбоссы, члены ЦК ВКП(б), принялись нагнетать страсти, ссылаясь на недавно раскрытые заговоры троцкистов и военных: мол, стоит только дать такую возможность, как бывшие белые офицеры и дворяне, затаившиеся кулацкие недобитки, священнослужители и троцкисты-вредители ринутся в политику.

Они потребовали не просто свернуть любые планы по демократизации, но и усилить чрезвычайные меры, и даже ввести специальные квоты на массовые репрессии по регионам - мол, чтобы добить тех троцкистов, кто ушёл от наказания. Партноменклатура требовала полномочий для репрессий этих врагов, и она эти полномочия себе выбила. И тут же местечковые партийные бароны, составлявшие большинство в ЦК, испугавшиеся за свои руководящие кресла, начинают репрессии, в первую очередь, против тех честных коммунистов, которые могли стать конкурентами на будущих выборах при тайном голосовании.

Характер репрессий против честных коммунистов был таков, что состав некоторых райкомов и обкомов сменился за год два-три раза. Коммунисты на партийных конференциях отказывались входить в состав горкомов и обкомов. Понимали, что через некоторое время можно оказаться в лагере. И это в лучшем случае...

За 1937 год из партии было исключено около 100 тысяч человек (в первом полугодии 24 тыс. и во втором - 76 тыс.). В райкомах и обкомах скопилось около 65 тысяч апелляций, которые некому и некогда было рассматривать, поскольку партия занималась процессом обличения и исключения.

На январском пленуме ЦК 1938 года Маленков, делавший доклад по этому вопросу, говорил, что в некоторых областях Комиссия партийного контроля восстановила от 50 до 75% исключенных и осужденных.

Более того, Сталину и его Политбюро на июньском 1937 года Пленуме ЦК номенклатура, главным образом из числа первых секретарей, фактически поставила Сталину ультиматум: или он одобряет подаваемые «снизу» списки подлежащих репрессиям, или его самого сместят.

Партноменклатура на этом пленуме требовала полномочий для репрессий. И Сталин был вынужден дать им разрешение, но он поступил очень хитро - он дал им короткий срок, пять дней. Из этих пяти дней один день - это воскресенье. Он рассчитывал, что они не уложатся в такое короткое время.

А оказывается, эти мерзавцы уже имели списки. Они просто взяли списки отсидевших ранее, а порой и не сидевших кулаков, бывших белых офицеров и дворян, троцкистов-вредителей, священников и просто рядовых граждан, отнесенных к классово чуждым элементам. Буквально на второй же день пошли телеграммы с мест: первые - товарищи Хрущев и Эйхе.

Потом своего дружка Роберта Эйхе, которого в 1939 г. расстреляли по справедливости за все его жестокости, Никита Хрущев реабилитировал первым в 1954 г.

О бюллетенях с несколькими кандидатами на Пленуме речь уже не шла: планы реформ свелись исключительно к тому, что кандидатов на выборах будут выдвигать «совместно» коммунисты с беспартийными. И в каждом бюллетене отныне будет по одному единственному кандидату - ради отпора проискам. А в придачу - очередное многословное словоблудие о необходимости выявлять массы засевших врагов.

Была у Сталина и еще одна ошибка. Он чистосердечно полагал, что Н.И. Ежов человек его команды. Ведь, столько лет они работали вместе в ЦК, плечом к плечу. А Ежов уже давно был лучшим другом Евдокимова, ярого троцкиста. За 1937 -38 гг. тройками в Ростовской области, где Евдокимов был первым секретарем обкома, было расстреляно 12 445 человек, более 90 тысяч репрессировано. Именно такие цифры высечены обществом «Мемориал» в одном из ростовских парков на памятнике жертвам… сталинских(?!) репрессий. Впоследствии, когда Евдокимова расстреляли, проверкой было установлено, что в Ростовской области лежало без движения и не было рассмотрено более 18,5 тысяч апелляций. А сколько их было не написано! Уничтожались лучшие партийные кадры, опытные хозяйственники, интеллигенция… А что, он такой был один?

Интересны в этом плане воспоминания известного поэта Николая Заболоцкого: «В моей голове созревала странная уверенность в том, что мы находимся в руках фашистов, которые под носом у нашей власти нашли способ уничтожать советских людей, действуя в самом центре советской карательной системы. Эту свою догадку я сообщил одному старому партийцу, сидевшему со мной, и с ужасом в глазах он сознался мне, что и сам думает то же, но не смеет никому заикнуться об этом. И действительно, чем иным могли мы объяснить все ужасы, которые происходили с нами...».

Но вернемся к Николаю Ежову. К 1937 г. нарком внутренних дел Г. Ягода укомплектовал НКВД подонками, явными предателями и теми, кто подменил свою работу халтурой. Сменивший его Н. Ежов пошел у халтурщиков на поводу и при чистке страны от «пятой колонны», чтобы отличиться, закрыл глаза на то, что следователи НКВД завели сотни тысяч халтурных дел на людей, большей частью совершенно невиновных. (Скажем, в тюрьму были посажены генералы А. Горбатов и К. Рокоссовский.)

И завертелся маховик «большого террора» с его печально известными внесудебными тройками и лимитами на высшую меру. К счастью, этот маховик быстро перемолол и тех, кто инициировал сам процесс, а заслуга Сталина в том, что он максимально использовал возможности для зачистки высших эшелонов власти всякого рода дерьма.

Не Сталин, а Роберт Индрикович Эйхе предложил создать органы внесудебной расправы, знаменитые «тройки», по типу «столыпинских», состоявшие из первого секретаря, местного прокурора и главы НКВД (города, области, края, республики). Сталин был против. Но политбюро голоснуло. Ну, а в том, что год спустя именно такая тройка прислонила к стене товарища Эйхе, нет, по моему глубокому убеждению, ничего, кроме грустной справедливости.

Партийная верхушка прямо-таки с упоением включилась в резню!

А присмотримся попристальнее к нему самому, к репрессированному региональному партийному барону. А, собственно, что они собой представляли из себя, как в деловом, так и в моральном, и в чисто человеческом плане? Чего они стоили как люди и специалисты? ТОЛЬКО НОС СПЕРВА ЗАЖМИТЕ, ДУШЕВНО РЕКОМЕНДУЮ. Короче говоря, партийцы, военные, ученые, писатели, композиторы, музыканты и все прочие, вплоть до знатных кролиководов и комсомольцев с упоением жрали друг друга. Кто искренне верил, что обязан истребить врагов, кто сводил счеты. Так что не надо болтать о том, били ли в НКВД по благородной физиономии того или иного «безвинно пострадавшего деятеля» или нет.

Партийная региональная номенклатура добилась самого главного: ведь в условиях массового террора свободные выборы невозможны. Сталин так и не смог их провести. Конец недолгой оттепели. Сталин так и не продавил свой блок реформ. Правда, на том пленуме он сказал примечательные слова: «Партийные организации будут освобождены от хозяйственной работы, хотя произойдет это далеко не сразу. Для этого необходимо время».

Но, опять вернемся к Ежову. Николай Иванович был человек в «органах» новый, начал хорошо, но быстро попал под влияние своего заместителя: Фриновского (бывшего начальника Особого отдела Первой конной армии). Тот обучал нового наркома азам чекистской работы прямо «на производстве». Азы были крайне простые: чем больше врагов народа поймаем, тем лучше. Бить можно и нужно, а бить и пить - еще веселее.

Пьяный от водки, крови и безнаказанности, нарком вскоре откровенно «поплыл».

Свои новые взгляды он не особенно скрывал от окружающих. «Чего вам бояться? - говорил он на одном из банкетов. - Ведь вся власть в наших руках. Кого хотим - казним, кого хотим - милуем: - Ведь мы - это все. Нужно, чтобы все, начиная от секретаря обкома, под тобой ходили».

Если секретарь обкома должен был ходить под начальником областного управления НКВД, то кто, спрашивается, должен был ходить под Ежовым? С такими кадрами и такими взглядами НКВД стал смертельно опасен и для власти, и для страны.

Трудно сказать, когда в Кремле стали осознавать происходящее. Вероятно, где-то в первой половине 1938 года. Но осознать - осознали, а как обуздать монстра? Ясно, что наркомат НКВД стал к тому времени смертельно опасен, и его надо было «нормализовывать». Но как? Что, поднять войска, вывести всех чекистов во дворы управлений и шеренгой поставить к стенке? Иначе никак, ибо, едва почувствовав опасность, они попросту смели бы власть.

Ведь охраной Кремля ведал все тот же НКВД, так что члены Политбюро умерли бы, даже не успев ничего понять. После чего на их места посадили бы десяток «кровью умытых», и вся страна превратилась бы в одну большую Западно-Сибирскую область с Робертом Эйхе во главе. Приход гитлеровских войск народы СССР восприняли бы, как счастье.

Выход был один - посадить своего человека в НКВД. Причем человека такого уровня лояльности, смелости и профессионализма, чтобы он смог, с одной стороны, справиться с управлением НКВД, а с другой - остановить чудовище. Едва ли у Сталина был большой выбор подобных людей. Хорошо, хоть один нашелся. Зато какой - Берия Лаврентий Павлович.

Елена Прудникова - журналист и писатель, посвятившая несколько книг исследованиям деятельности Л.П. Берия и И.В. Сталина, в одной из ТВ передач говорила, что Ленин, Сталин, Берия - это три титана, которых Господь Бог в великой милости Своей послал России, потому что, видимо, Россия ему была ещё нужна. Надеюсь, что она - Россия и в наше время скоро Ему потребуется.

Вообще, термин «сталинские репрессии» носит спекулятивный характер, потому как не Сталин их инициировал. Единодушное мнение одной части либеральных перестроечных и нынешних идеологов о том, что Сталин, таким образом, укреплял свою власть, физически устраняя оппонентов, легко объяснимо. Эти умырки просто по себе судят о других: они, имей такую возможность, с готовностью сожрут каждого, в ком видят опасность.

Не зря Александр Сытин - политолог, доктор исторических наук, видный неолиберал, в одной из недавних ТВ передач у В. Соловьева, доказывал, что в России необходимо создать ДИКТАТУРУ ДЕСЯТИ ПРОЦЕНТОВ ЛИБЕРАЛЬНОГО МЕНЬШИНСТВА, которое тогда точно выведет народы России в светлое капиталистическое завтра. О цене данного подхода он скромно умалчивал.

Другая часть этих господ считает, что якобы Сталин, возжелавший окончательно превратиться в Господа Бога на советской земле, решил расправиться со всеми, кто мало-мальски сомневался в его гениальности. И, прежде всего с теми, кто вместе с Лениным творил Октябрьскую революцию. Мол, именно поэтому под топор безвинно пошла почти вся «ленинская гвардия», а заодно и верхушка Красной армии, которых обвинили в никогда не существовавшем заговоре против Сталина. Однако при более внимательном изучении этих событий возникает немало вопросов, ставящих под сомнение эту версию. В принципе, сомнения у думающих историков возникли уже давно. И сомнения были посеяны не какими-то сталинскими историками, а теми очевидцами, которые сами недолюбливали «отца всех советских народов».

К примеру, на Западе в своё время были опубликованы мемуары бывшего советского разведчика Александра Орлова (Лейбы Фельдбина), бежавшего из нашей страны в конце 30-х годов, прихватив огромную сумму казенных долларов. Орлов, который хорошо знал «внутреннюю кухню» родного ему НКВД, прямо написал о том, что в Советском Союзе готовился государственный переворот. Среди заговорщиков, по его словам, были как представители руководства НКВД, так и Красной армии в лице маршала Михаила Тухачевского и командующего Киевским военным округом Ионы Якира. О заговоре стало известно Сталину, который предпринял очень жёсткие ответные действия...

А в 80-е годы в США были рассекречены архивы самого главного противника Иосифа Виссарионовича - Льва Троцкого. Из этих документов стало ясно, что Троцкий имел в Советском Союзе разветвлённую подпольную сеть. Проживая за границей, Лев Давидович требовал от своих людей решительных действий по дестабилизации ситуации в Советском Союзе, вплоть до организации массовых террористических акций.

В 90-е годы уже наши архивы открыли доступ к протоколам допросов репрессированных лидеров антисталинской оппозиции. По характеру этих материалов, по обилию изложенных в них фактов и свидетельств сегодняшние независимые эксперты сделали три важных вывода.

Во-первых, общая картина широкого заговора против Сталина выглядит очень и очень убедительно. Такие показания невозможно было как-то с режиссировать или подделать в угоду «отцу народов». Особенно в той части, где речь шла о военных планах заговорщиков. Вот что по этому поводу сказал известный историк-публицист Сергей Кремлёв: «Возьмите и прочитайте показания Тухачевского, данные им после ареста. Сами признания в заговоре сопровождаются глубоким анализом военно-политической обстановки в СССР середины 30-х годов, с детальными выкладками по общей ситуации в стране, с нашими мобилизационными, экономическими и иными возможностями.

Спрашивается, мог ли такие показания выдумать рядовой следователь НКВД, который вёл дело маршала и который якобы задался целью сфальсифицировать показания Тухачевского?! Нет, эти показания, причём добровольно, мог дать лишь знающий человек никак не меньше уровня заместителя наркома обороны, каковым и был Тухачевский».

Во-вторых, сама манера собственноручных признаний заговорщиков, их почерк говорили о том, что писали их люди сами, фактически добровольно, без физического воздействия со стороны следователей. Это рушило миф о том, что показания грубо выбивались силой «сталинских палачей», хотя и такое было.

В-третьих, западные советологи и эмигрантская публика, не имея доступа к архивным материалам, свои суждения о масштабах репрессий вынуждены были фактически высасывать из пальца. В лучшем случае они довольствовались интервью с диссидентами, которые либо сами в прошлом прошли через заключение, либо приводили рассказы тех, кто прошёл через ГУЛАГ.

Верхнюю планку в оценке числа «жертв коммунизма» задал Александр Солженицын, заявив в 1976 году в интервью испанскому телевидению о 110 млн. жертв. Озвученный Солженицыным потолок в 110 миллионов планомерно снижался до 12,5 млн. человек общества «Мемориал». Однако, по итогам 10 лет работы, «Мемориалу» удалось собрать данные только о 2,6 миллиона жертв репрессий, что вплотную приближается к озвученной Земсковым почти 20 лет назад цифре - 4 млн. человек.

После открытия архивов Запад не поверил, что число репрессированных значительно меньше, чем указывал тот же Р. Конквест или А. Солженицын. Всего, по архивным данным, за период с 1921 по 1953 год осуждено 3 777 380, из которых приговорено к высшей мере наказания - 642 980 человек. Впоследствии эта цифра была увеличена до 4 060 306 человек за счет 282 926 расстрелянных по пп. 2 и 3 ст. 59 (особо опасный бандитизм) и ст. 193 - 24 (военный шпионаж). Сюда вошли умытые кровью басмачи, бандеровцы, прибалтийские «лесные братья» и другие особо опасные, кровавые бандиты, шпионы и диверсанты. Крови людской на них больше, чем воды в Волге. И их тоже считают «невинными жертвами сталинских репрессий». И во всем этом обвиняют Сталина. (Напомню, что до 1928 года, Сталин не был единовластным руководителем СССР. А ПОЛНУЮ ВЛАСТЬ НАД ПАРТИЕЙ, АРМИЕЙ И НКВД ОН ПОЛУЧИЛ ТОЛЬКО С КОНЦА 1938 ГОДА).

Приведенные цифры на первый взгляд страшные. Но только на первый. Давайте сравним. 28 июня 1990 года в центральных газетах появилось интервью замминистра МВД СССР, где он сказал: «Нас буквально захлестывает волна уголовщины. За последние 30 лет под судом, следствием, в тюрьмах и колониях перебывало 38 МИЛЛИОНОВ НАШИХ СОГРАЖДАН. Это же страшная цифра! Каждый девятый…».

Итак. В СССР в 1990 году приехала толпа западных журналистов. Цель - ознакомиться с открытыми архивами. Изучили архивы НКВД - не поверили. Потребовали архивы Наркомата железных дорог. Ознакомились - получилось четыре млн. Не поверили. Потребовали архивы Наркомата продовольствия. Ознакомились - получилось 4 млн. репрессированных. Ознакомились с вещевым довольствием лагерей. Получилось - 4 млн. репрессированных. Вы думаете, что после этого в западных СМИ пачками пошли статьи с правильными цифрами репрессий. Да ничего подобного. Там по-прежнему пишут и говорят о десятках миллионов жертв репрессий.

Хочу заметить, что анализ процесса, именуемого «массовыми репрессиями» показывает, что это явление чрезвычайно многослойное. Есть там дела реальные: о заговорах и шпионаже, политические процессы над твердокаменными оппозиционерами, дела о преступлениях зарвавшихся хозяев регионов и «поплывших» от власти совпартчиновников. Но есть и много дел сфальсифицированных: сведение счетов в коридорах власти, подсиживание по службе, коммунальные склоки, писательское соперничество, научная конкуренция, преследование священнослужителей, поддержавших кулаков во время коллективизации, дрязги художников, музыкантов и композиторов.